В.Е. ПЕТРОВ
Мифология единой цивилизации
Это эссе – при всём том, что оно является вполне самостоятельной работой, – следует рассматривать как продолжение седьмой главы знаменитой сегодня книги английского историка религии Карен Армстронг «Краткая история мифа»[1] и, в известной мере, как альтернативу ряду спорных выводов, сделанных автором в этой части замечательного в целом труда. Не случайно первым местом публикации эссе избрано послесловие к дополнительному русскому изданию работы Армстронг[2]. Нарисовав на сотне полноформатных книжных страниц популярную, но при этом глубоко научную и высоко художественную картину мифотворчества человечества на протяжении десятков тысяч лет, в седьмой, последней главе автор столь же кратко и образно обозначила заключительный – 500-летний (1500–2000 гг.) – этап этой впечатляющей истории как время гибели мифологии, озаглавив её при этом «Великое преображение Запада».
Да, мало у кого из людей разумных может возникнуть сомнение в том, что на протяжении обозначенных пяти веков именно западная цивилизация наиболее решительно шагнула в направлении развития экономики, научно-технического прогресса и всех видов коммуникаций. Но сама же Армстронг признаёт, что именно этот – скажем так – однобокий прорыв «к большему контролю над окружающей средой»[3] (с. 131) и привёл к гибели, но, скорее, не мифологии, как это утверждает автор, а нравственности и духовности в гораздо более широких пределах. И действительно, при определённых условиях и в головах определённых теоретиков «научный логос и миф (опять же в самом широком понимании этого слова! – прим. моё – В.П.) становились несовместимы друг с другом» (с. 137). И в самом деле, в этом смысле мы «даже деградировали» (с. 145) по сравнению с эпохой осевого периода (800–200 гг. до н.э.). Однако произошло это не потому, что мифология умерла, а потому, что она была подменена в угоду не столько научным, технологическим или коммуникативным реалиям, сколько реалиям социальным и политическим.
Именно конец осевого периода дал нам великую формулу «Богу – богово, а кесарю – кесарево», которую мы умудрились низвести до сугубо бытового уровня, вроде «всем сёстрам по серьгам», и уже гораздо позже родилась формула «чья страна, того и религия», которую мы в полной мере осуществили к концу своего «великого преображения». И именно подменой мифологии надо считать все «иррациональные» (с. 139) события нашей новой и новейшей истории: от «охоты на ведьм» XVI века через бесчисленные секты, от «трясунов» до «фашистов» и «фанатов» самых разных мастей и расцветок, через науку, служащую в первую очередь созданию всё более изощрённых средств уничтожения, – к разрушению башен Всемирного торгового центра и бесланской трагедии, которые в совокупности и со всей очевидностью обозначили, что мы не отброшены в своей моральной деградации на уровень осевого периода, а скорее, подошли к очередному такому периоду, который должен привести либо к великому преображению всего мира, либо, – если на таковое человечество окажется не способным, – к его гибели.
Кстати, к такому же выводу приходит и Карен Армстронг: «…если не совершится духовная революция, способная сдержать размах нашего технологического гения, наша планета обречена» (с. 147). Так что расхождения у нас, скорее, в причинах и следствиях, нежели в оценках и прогнозах. Вот на этих самых причинах и следствиях и хотелось бы здесь вкратце остановиться.
Наука: чем она виновата?
Издревле сложилось так, что учёный человек среди прочих, учёных в меньшей степени, слыл шаманом. И подчас – даже кем-то большим, чем просто шаман. Многие творения человеческой мысли и ныне предстают подлинными чудесами, в отличие от чудес внушённых, коими обретали своих сторонников те, кто приписывает себе единоличное обладание высшей духовностью. Сложился уникальный исторический парадокс: наука выходила из лона церкви и ею же – подчас просто зверски – подавлялась. Следствием этого парадокса и стало многовековое и упорное противостояние науки и религии, которое Карен Армстронг называет несовместимостью мифа и логоса. Здесь не имеет смысла вдаваться в детали и доказательства: совершенно очевидно, что миф и логос совместимы, и лучшее тому свидетельство – исполненная и мифом, и логосом «Краткая история мифа». А каждый мало-мальски освоивший курс средней школы в состоянии представить себе краткую историю развития науки как путь долгого, но продуктивного становления «сказок былью», атрибутов мифа – продуктами логоса.
Издревле же, увы, учёный человек чрезвычайно редко ощущал себя сам и слыл среди соплеменников вождём. И это следует, видимо, считать вторым, а может быть, и главным историческим парадоксом человеческого бытия, второй, но опять же не главной виной науки перед человечеством. Руководствуясь чистым логосом, здесь уместнее было бы сказать о вине человечества перед наукой, но, руководствуясь высшей духовностью, следует признать, что человечество виноватым быть не может ни в чём, как не могут быть в чём-то виноваты мир, бытие или природа. Всё это существует по своим – мало до сих пор известным той самой науке – законам. И всё же совершенно очевидно, что именно науке, наиболее выдающимся её представителям эти законы известны более, чем другим обитателям Земли. Разумный – пусть подчас и интуитивный – учёт этих законов суть идеальная политика. Но и по сей день наука бежит к политике искать защиты то от церкви, то от черни, а сама в политику не идёт. Очень немногочисленные исключения из этого печального правила лишь ещё более его подтверждают.
Но всё это, скорее, беды науки. Главная же её вина состоит в том, что на протяжении практически всей своей истории она позволяет политике использовать величайшие достижения человеческого духа (а именно таковыми являются научные открытия) в грязных целях совершенствования орудий уничтожения. Сегодня эти орудия столь совершенны и столь многочисленны, что в состоянии стереть всё живое с лица нашей пока ещё (в меру познанного) уникальной планеты.
Безусловно, произойти это может в любой момент и без помощи этих орудий, посредством, например, неведомого нам пока космического или даже планетного катаклизма. Но это значит лишь, что мы не обладаем сегодня исчерпывающим знанием того, как сберечь живое на Земле, в совершенстве владея тем, что всё живое в один момент может уничтожить. И отсюда проистекает наша общая и главная беда: сами творцы этих орудий вместе со всеми землянами в любой момент могут оказаться заложниками параноидного маньяка, который тем или иным (скорее всего, насильственным) путём возведёт себя в роль вождя одной из многих воинственных сект, на каковые позволило себя расчленить человечество – партии, кланы, государства, религии… И защитой от такого маньяка могут стать лишь аналогичные орудия, благодаря чему ситуация способна только усугубиться.
Цивилизации: сколько их сейчас?
Приходится принципиально не согласиться с тезисом Армстронг, что европейская цивилизация в XIX–XX веках «утвердилась и в других частях света» (с. 129). Упомянутые уже здесь события первых лет века двадцать первого заставили практически всех людей науки заговорить о столкновении моральных ценностей минимум двух цивилизаций, однако политика постаралась дипломатично погасить этот единый всплеск научного осознания реальности. Оно и понятно. Ведь на самом деле в XIX–XX веках на другие части света распространились лишь плоды европейской цивилизации, сама же она и на территории Европы пережила страшные духовные катаклизмы двух мировых войн и 40-летней готовности к третьей. Готовность эту опять же дипломатично назвали войной «холодной», но она практически непрерывно оборачивалась войной «горячей» для стран как раз той – замалчиваемой – второй цивилизации.
Начиная с 1945 года боевые действия с использованием новейших систем оружия – в том числе, и массового поражения – прокатились по всему Востоку – Дальнему, Ближнему и Среднему – и не прекращаются по сей день. Естественно, что в сознании нескольких поколений жителей этих регионов накопился адекватный запас ненависти ко всем представителям цивилизации первой. И трудно, учитывая и иные реалии – исторические, политические, экономические, – не признать эти чувства в значительной степени оправданными. А тот факт, что по границе цивилизаций пролегла ещё и граница религиозных верований, делает ситуацию именно фанатичного всплеска эмоций особенно вероятной, что и подтверждает совпадающая по возрасту история так называемого «международного терроризма». Да, этот термин вполне точен, если иметь в виду, что включает в свою орбиту не одно государство, но он становится во многом надуманным, если не закрывать глаза на границы религиозные и цивилизационные.
Дабы напрочь избежать популярных ныне обвинений в «разжигании» всевозможных «розней», нужно именно в этом месте повествования чётко и однозначно подчеркнуть, что всё сказанное, как и то, что будет сказано в дальнейшем, не отдаёт предпочтений той или иной цивилизации, той или иной религии, той или иной форме государственности – речь идёт лишь о констатации общеизвестных исторических фактов, дальнейшее забвение и умалчивание которых может быть чревато непоправимыми последствиями для всего живого на планете. Роль и более древней восточной, и более прогрессивной на заключительном этапе западной, и целого ряда ныне неконфликтных и даже исчезнувших цивилизаций вполне адекватно представлены в труде К. Армстронг, и лишь сегодняшнее представление о них смято тезисом об утверждении европейской цивилизации во всех иных частях света. Увы, ничего подобного в реальности не произошло, как не произошло и повсеместной гибели мифологий. Наоборот, число их выросло, от чего пострадала схожесть, а отсюда – и общность представления о моральном и духовном.
И задачей человечества, если оно намерено выжить, надо считать не сокращение числа цивилизаций, религий, мифологий, не искусственное увеличение или уменьшение числа государственных образований и их форм, а взаимно уважительное, но, вместе с тем, и твёрдое стремление к обретению моральной и духовной общности. И самым опасным препятствием на пути достижения этой единственно спасительной цели могут быть как раз любые представления о превосходстве, «богоизбранности» того или иного народа, той или иной религии, той или иной формы государственности. Ещё более опасны любые двойные «исключительности», вроде приведённой уже формулы «чья страна, того и религия».
Технический прогресс: надо ли его сдерживать?
Ответ на этот вопрос сложен, потому что многогранен. С одной стороны, глупо и бессмысленно сдерживать то, что существует столько же времени, сколько существует человеческая цивилизация, что является фундаментом её развития. С другой стороны, совершенно очевидно, что дальнейшее неуправляемое развитие технического прогресса уже сегодня, как было отмечено, поставило под сомнение само существование жизни на Земле. Это противоречие лежит на поверхности, о нём все знают, и его наличие все здравомыслящие люди признают. Но есть и другие, которые сегодня не менее очевидны, но столь широким признанием не пользуются. Например, могут ли научные идеи, влекущие за собой очередные шаги в развитии прогресса, быть предметами торга или конкуренции между существующими политическими образованиями или, тем более, факторами превосходства одних над другими? Очевидно, что нет, если мы действительно хотим иметь на Земле единую цивилизацию и единую мифологию или, проще говоря, духовность. Но тогда что же, всем дать доступ, скажем, к ядерному оружию?.. Или всем отказаться от него?.. Второе выглядит, безусловно, более предпочтительным, но ведь технология-то уже есть, и человечество либо должно сделать шаг назад в конкретном достижении технического прогресса, либо рискует прекратить своё существование…
Для приведённого примера намеренно было взято крайнее проявление существующего противоречия. Но и другие примеры тоже, увы, не вселяют сколько-нибудь заметного оптимизма. Привилегированное бытие США, а теперь и ряда других развитых стран за счёт «экспорта мозгов» и продажи идей и технологий, с одной стороны, и использование мобильной связи и глобальной информационной сети – совершенных продуктов высоких технологий – для низменных целей целого ряда тоже международных сетей терроризма, с другой, – это ли не вопиющее противоречие сегодняшнего существования человечества и не повод задуматься о необходимости управления техническим прогрессом, а стало быть, в какой-то мере и его временным сдерживанием? В какой мере и до каких пор? До той поры, пока на Земле реально не сложится единая цивилизация, и в той мере, которая будет эффективно этому процессу способствовать.
Проще говоря, доступа к тем или иным благам прогресса тот или иной субъект цивилизации должен заслужить, а решать вопрос о заслугах того или иного субъекта должно международное сообщество учёных, а не политиков и, тем более, не религиозных деятелей, которые в последние годы столь активно вмешиваются в мирские дела, что, пожалуй, способны уже дать значительную фору политической элите и её международным институтам. Во всяком случае, совершенно очевидно, что за большинством внутренних и международных конфликтов стоят именно религиозные противоречия.
Церкви и власти: не расстаться ли навсегда?
Думается, и в этом – отнюдь не популярном – повествовании не лишним будет напомнить, что тезис отделения церкви от государства и школы от церкви родился более чем за сто лет до так называемых «научных» коммунизма и атеизма. Родился на пике современного этапа развития цивилизации – в век Просвещения. И то обстоятельство, что в силу ряда субъективных причин – в основном, политических – он не осуществлён до сего дня повсеместно, во многом и привело человечество к той роковой черте, на которой оно оказалось на грани третьего тысячелетия новой эры своего существования. Именно религиозный и политический фанатизм, особо жуткие формы которого рождает соединение того и другого («свои» религии, как известно, имелись в арсенале двух самых зловещих «атеистов» эпохи – Гитлера и Сталина), рождал и рождает все главные беды цивилизаций.
И не надо быть пророком или ясновидцем, чтобы осознать это. Гораздо сложнее осознать то, что фанатизм как разновидность психической болезни стоит в принципе за любым злодеянием, совершаемым как отдельной личностью, так и толпой. Отличие лишь в том, что в толпе переход через определённые моральные границы для каждой отдельной её составляющей значительно облегчается. «Все пошли, и я пошёл», – так оправдывают свои проступки дети, так же пытаются оправдаться и вольные, и невольные соучастники преступлений. И в этой общности нет, как это ни странно, ничего парадоксального. Просто в основе как детских фантазий и экспериментов, так и «взрослого» фанатизма лежат одни и те же страх и неведение, с одной стороны, и почти бессознательное ощущение коллективной безответственности и большей безопасности, с другой.
Эти же – вполне материальные – ощущения, как это убедительно показано в работе К. Армстронг, лежали и в основе всех мифологий. Они же, добавим от себя, порождали и порождают самые разные псевдомифологии, или (так будет правильнее) псевдомифы. И пусть никого не смущает в данном случае первая часть двух этих сложных слов: «псевдо» выступает здесь в своих классических значениях – «мнимый», «ложный», что не отрицает принадлежность явления (и его природы) к понятию, а утверждает ложность и мнимость избранных целей и путей их достижения, сомнительную – в этом контексте – их духовность.
Столь подробное психологическое отступление необходимо было для обоснования прямо вытекающих из него многочисленных категорических выводов. И первый из них: лишь псевдорелигия может стремиться к единению с государством – слишком разны их цели. Второй: лишь псевдорелигия может говорить о своём превосходстве над другими – слишком одинаковы их природа, цели и пути достижения. Третий: каждый человек волен выбрать себе религию, и только псевдорелигия может преследовать его за этот выбор. Более того, выбор этот должен быть сознательным, а стало быть, образование, как минимум, должно быть свободно от конфессионального воздействия. И в заключение – не вывод, а разъяснение того, что может быть сочтено умолчанием: насаждаемый атеизм есть тоже псевдорелигия. При этом атеизм осознанный – это тоже своего рода мифология, вполне, кстати, справляющаяся с её коренными целями и задачами, хотя и не имеющая при этом ярко выраженного ритуала. Прискорбный ритуал атеизм обрёл, лишь став псевдорелигией…
Современный псевдомиф: в чём его корни?
С большим сожалением приходится не согласиться с К. Армстронг и в том, что на Земле уже не найдётся места фашизму, расизму, религиозному экстремизму. Увы, всё человечество пока не почувствовало себя «в одной лодке» (с. 147) и почувствует себя в ней, видимо, нескоро. И такого рода пессимизм вполне объясним: слишком велик объём всевозможного псевдомифотворчества, обуявшего сегодня население планеты. Вполне можно взять на себя смелость предположить, что любой читатель, исходя из собственных воззрений и изложенного выше, без труда назовёт не один их десяток. Поэтому целесообразнее вместо исчерпывающего перечня (едва ли его под силу составить одному человеку, тем более, поместить в рамках короткого эссе) попытаться разобраться в причинах этой «неисчерпаемости» псевдомифов.
Главная из них, собственно, вызвала к жизни и это эссе, и книгу Карен Армстронг, и множество иных событий и публикаций – это отсутствие единой духовной идеи, способной объединить человечество, с одной стороны, и, с другой, слабость, разрозненность, а порой и прямое противостояние существующих мифологий. Но даже там, где мировые мифологии находят общие точки соприкосновения (а процесс их поиска в последние годы заметно активизировался), оказывается вдруг, что более или менее сходные взгляды конфессиональных элит входят в противоречие с концепциями элит политических и научных. Причём происходит это в сфере влияния последних, что, естественно, лишь усиливает накопленную веками напряжённость. Достаточно вспомнить рекомендации двух недавних высоких межконфессиональных синклитов по проблемам эвтаназии и абортов и корректировки концепции прав человека. Невольно хочется напомнить: паства перестаёт думать о Боге, когда не о Нём думает пастырь…
Ну, а далее – перечень причин, порождающих разного рода псевдомифы и псевдомифологии, вполне совместим с перечнем названных и неназванных здесь противоречий, которыми, увы, в той же мере полон наш мир: это и отсутствие согласованной концепции политического будущего планеты, и неспособность науки прийти к выводу о мифологичности научного познания в высшем своём проявлении, то есть в его бесконечности, и отсутствие воли той же науки встать над политическими амбициями карликовых великанов, мнящих себя вершителями людских судеб… Перечень этот почти столь же бесконечен, как и число проявлений псевдодуховности, ибо последние в полной мере являются следствиями первых… Где же выход?
Мировой миф: каков он? и что с иными?
Избыточно оптимистическим, хотя и лестным, следует признать заключительный тезис Карен Армстронг о том, что писатели и художники могли бы взять на себя миссию создания мирового мифа, который вернул бы планете, разодранной непримиримыми религиями, партиями, экономическими и политическими надгосударственными и государственными союзами на части, общую для всех живущих на ней людей духовность. Хотя деятели искусства и работают «на том же уровне сознания, что и мифотворцы» (с. 152), но, как признаёт в теоретической части своей работы сама автор, «миф – это не самодостаточное повествование», это то, что «обеспечивает нам правильное действие» (с. 12). Художественное же произведение – в лучшем случае! – может подсказать тем, кто его поймёт, правильное действие, а вот обеспечить его может только общепризнанный ритуал.
Вот с вопроса о ритуале представляется наиболее целесообразным начать заключительную и основную часть эссе: у кого из живущих на Земле людей могло бы вызвать отторжение предложение посадить дерево, устроить кормушки для птиц и животных, поучаствовать в хорошо организованном Всемирном празднике Земли? Уверен, что такие мероприятия можно с успехом провести даже в колониях для особо опасных преступников, не говоря уже о том, что подобное предложение не могло бы вызвать неприятие у какого бы то ни было политического, религиозного, экономического, научного или иного сообщества. И, далее, вопрос: ну, а чем это, собственно говоря, не всеми признанный ритуал, мифологией которого может стать экология, сохранение и во многом уже необходимое улучшение окружающей нас природной среды?
В утвердительности принципиального ответа на этот вопрос не может быть сомнений. Столь же утвердительно можно говорить и о массе сомнений, которые породит это предложение. Попробуем рассеять наиболее ожидаемые. О том, что экология, почти как и всякая неприкладная наука, суть мифология, уже говорилось. О том, что любая традиционная мифология примирима с ней – тоже. Это обстоятельство особенно важно, поскольку позволяет говорить о том, что её принятие не отрицает существования всех иных мифологий, кроме немногих и весьма незначительных крайних, которые, как было выяснено, относятся к числу псевдомифологий. Экология является мифологией истинной, поскольку в её основе лежит то, что прежде было страхом перед конечностью жизни, в том числе, и преждевременной, а ныне является цивилизованным осознанием возможности утраты условий для неё в силу неуправляемого и потому губительного воздействия прогресса на окружающую среду.
Собственно новым в предлагаемой концепции является лишь признание экологии как науки, сопряжённой с определённым ритуалом, в качестве возможной и, допускается, единственно возможной единой мифологии современного человечества. Что же до разрозненных, а иногда и согласованных инициатив в этом направлении, то им, поистине, несть числа. И недавние инициативы по созданию более весомого, чем Киотский протокол, международного соглашения, и ещё более грозные, чем прежде, научные предсказания возможных последствий глобального потепления – лишние тому подтверждения. Словом, представляется несомненным, что у жителей Земли есть ещё возможность обрести единую духовную платформу, которая позволила бы с известными непринципиальными корректировками сохранить всё многообразие традиционных культур и верований народов, наций, религий, государственных и межгосударственных сообществ.
Ничего, кроме единой воли к сохранению и обретению комфортных условий существования всего живого на планете, в данном случае не требуется. Последствия же предлагаемого единения могут быть самыми далеко идущими как с точки зрения намеченных в этом кратком повествовании проблем, так и тех, что остались по понятным причинам за его пределами. И, конечно же, огромная благодарность Карен Армстронг, что она начала этот крайне необходимый сегодня духовный и научный разговор на эту тему.
Примечания:
[1] Речь идёт об издании: Армстронг К. Краткая история мифа.– М.: Открытый мир, 2005.
[2] Армстронг К. Краткая история мифа.– СПб.: ВИВ&Т, 2006.
[3] Здесь и далее в тексте номера страниц в ссылках приведены по изданию: Армстронг К. Краткая история мифа.– М.: Открытый мир, 2005.