Авторские книги Дмитрия Киршина
«КРУПИЦЫ»
Дмитрий Киршин. Крупицы: Стихотворения.– СПб.: Российское издательство «Культура», 2017.– 320 с.
ISBN 978-5-8334-0282-5
Формат 70x100 1/32.Тираж 999 экз.
Книга публикуется в авторской редакции.
|
Шестая книга русского петербургского поэта объединила под своей обложкой стихотворения 2012–2016 годов. Произведения отличаются интонационным и тематическим разнообразием, яркой образностью поэтического языка, стилистической отточенностью в сочетании с глубиной и драматической напряжённостью стиха.
|
Дмитрий Киршин. Философская лирика.– СПб.: ИПТ, 1999.– 64 с.: ил.– (Поэты России).
ISBN 5-89319-013-0
Формат 70x90 1/32.Тираж 500 экз.
Ответственный редактор В.И. Морозов.
Редакторы: А.Г. Белов, Д.Н. Киршин.
|
В четвёртой книге санкт-петербургского поэта оригинальность и глубина поэтических образов сочетаются с драматической напряжённостью стиха, рождая эффект сопричастности, «узнаваемости» событий. Каждое стихотворение исполнено надежд на высшие побуждения духа, на стремление человека к гармонии, к избавлению от бремени заблуждений, страха и безверия.
|
Авторское предисловие – эссе «Чёрный квадрат»
А почему – не ромб? «Он богохульствует!» Но всё-таки?.. «Здесь Космос, Цвет, Философия! Кто ты такой, чтобы?!.» И в самом деле: кто я такой? Почему имею право называть себя человеком творящим и не замираю душепреклонённо пред кумирами? Настало время ответа – прежде всего, ответа перед своим Хранителем.
Отвергать догмы, не бояться порицания, предпочесть сомнения и искания на стезе служения вечному – достойная участь истинного художника. Взгляд его устремлён не вдаль, а вглубь мира – и тогда он вырывается из границ чёрного квадрата, от деяний, приносящих славу и унижающих душу. В искусстве мало привести в трепет разум, ибо всякое творение есть триединство сказанного, недосказанного и несказaнного.
«Он возомнил!» Да не о себе я вовсе, не о конкретном индивидууме. Искусство второй половины двадцатого века – искусство сказанного, лишённое духовного триединства. Оно самозванно нареклось авангардным, развивающим классические традиции, современным… Ребёнок чувства тонет в потоке безликих слов. В пламени гордыни затерялась искра Божия.
«Он смешон!..» Смейтесь! Бездарное неизменно претендует на совершенство, после того как становится почитаемым. На земное воплощение совершенства вообще претендует одно лишь бездарное, потому что небесталанный художник знает: творит Господь, а я здесь – только для поклонов. Заслуга мастера – не в творении, а в осознании пути.
«Он не посвящён!» О лукавство под маской таинственности! «Посвящённый» бессилен созидать искусство: знанием не объять несказaнного. Существо процесса творчества – взять всё лучшее и отбросить всё лишнее – требует прозрения и меры как условий гармонии. Мировое искусство постепенно утрачивает гармонию, полагается на рассудок, питается заменителями духовного, имея на острие ума язвительное зло.
«Он богохульствует!..» Вот и вернулись на круги своя! Каждый художник «богохульствует»: испытывает терпение толпы, говорит о многозначном и неясном, приводит в ярость, тревожит ум и ранит чувства. И тем сильнее, чем ярче личность.
Я «богохульствую» во славу Божию, пытаюсь и в самом несовершенстве мира разглядеть улыбку надежды и черты будущего беззлобного величия.
Разрушительная простота свергла Красоту с трона искусства. Примитивизм чувства и темы считается тонкостью, охраняется верительной грамотой элитарности или мандатом народности, за которыми скрывается несостоятельность. Но истинный художник непредсказуем – никогда не знаешь, что ожидать от него через век: игра слов предстаёт пророчеством, миф обретает лик… И пусть сотворённый образ охвачен пеленой тайны – сердце различит скрытую гармонию. Приобщение к тайному зовут вдохновением. Его питают источники искусства – предчувствие и воспоминание. Вдохновение увлекает порой туда, куда ещё не залетала мысль.
Я «посвящён», потому что облагодетельствован вдохновением: слушаю безмолвие, а слышу Голос, не нуждаюсь во власти, не подвержен славе, не завидую, не гневаюсь – и щедра рука Дающего.
Конечно, я смешон для невежественных сердец. Они живут ровно настолько, чтобы не умирать, в неизбывном беспокойстве стеная и плача. Привычка питаться «чёрствой коркой» вызывает у них ненависть и отвращение ко всему не приземлённому, не прячущему крылья, свободно парящему в светлом, безграничном пространстве, которое снизу кажется пустым. Так пришедшие во храм разглядывают стёртые каменные плиты пола – и не обращают взора под купол осиянный…
Кто постоянно жалуется на лучший из миров – не достоин никакого! Тем более нелеп и бесчестен певец нищеты, порока, пустого страдания. Несовершенство бытия воспринимается орфеями толпы не как испытание духа человеческого, но как величайшая несправедливость. Пристрастность и безответственность мешают понять истинные причины гнева Господнего.
Помоги мне, ангел-хранитель, не дай скатиться до низов и опуститься до верхов!..
Я «возомнил»! С Небом говорю, толпе не льщу… И нужно-то мне всего – кусок хлеба да тишина! Не мёртвая, но священная тишина.
И в этой тишине я различаю шаги старика – уходит век. Но остаётся вечность, её не смутить ни златом, ни заклинаниями. Разрушительные символы духовной смуты не проникнут в ковчег бессмертия. И чёрный квадрат, сосредоточение сердечного мрака, сгинет бесследно – в назидание разрушителям культуры.
Имеющий душу – да услышит!
С каждой новой потерей
я сердцем старею,
Но с годами плачу
за утраты дороже.
Сто печалей назад
я был просто моложе,
Сто печалей спустя,
верно, стану мудрее…
Стану тише смеяться
и громче молиться,
Дольше праздновать встречи
и дольше прощаться,
И на круги своя
всё трудней возвращаться,
Вспоминать среди мёртвых
любимые лица.
Сто печалей назад
мир казался добрее
И яснее делился
на муку и вечность.
Где покоится счастье?
Что значит – беспечность?..
Сто печалей спустя,
Боже, стану ль мудрее?!
«Я слышал, пастырь, ты почти не рад
Свершившейся победе над ордою:
Не осенил торжественный парад
И пир героев окрестил бедою.
Святой отец, скажи при войске мне:
Кто в прах поверг безбожного соседа?!»
«Мой князь, нет победителей в войне,
А есть лишь те, кто празднует победу».
«К чему твои лукавые слова –
Ужель напрасны отданные жизни?!
Их именами полнится молва,
Их подвиг – слава веры и отчизны!
Вернувшиеся гордые сыны
Воздвигнут храм, сияющий во мраке!»
«Мой князь, нет возвратившихся с войны:
Здесь – лишь тела,
Здесь – лишь тела,а души их – в атаке».
«Ты лжёшь! И будешь проклят и гоним!
В твоих молитвах, с истиной не дружных,
Кто заслужил прощения пред Ним?!
Кого ты превозносишь?» –
Кого ты превозносишь?» –«Безоружных».
Предзимнее расставание
Дней золотые лепестки
Осыпались…
ОсыпалисьВ тиши перрона
Ещё коснусь твоей руки,
Но сердце юное не трону.
Я в запоздалый звездопад
Мольбой покоя не нарушу
И не найду дорогу в сад,
Где ангел ожидает душу.
Прочитать книгу «Философская лирика»
Дмитрий Киршин. Искушение: Стихи.– СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1998.– 96 с.: ил.
ISBN 5-288-02060-4
Формат 60x84 1/32.Тираж 500 экз.
Книга опубликована в авторской редакции.
Художник Г.А. Романычева.
|
Третья, лирико-юмористическая, книга Санкт-Петербургского поэта посвящена различным граням искушения – властью, славой, глупостью и, конечно, «любовной наукой». Сочетание серьёзного и ироничного взглядов на мир позволяет автору ярче и полнее раскрыть тему борения страстей человеческих.
|
Предисловие Евгения Валентиновича Лукина
«Застигнутый внезапной красотою»
Подобно Орфею, влюблённый художник стремится воскресить прекрасное прошлое, но орфический взгляд, неосторожно обращённый назад, способен умертвить предмет любви. Настоящая стилизация – это сверхорфическое искусство воскрешения, когда лёгкая прозрачная тень былого, сопрягаясь с душой поэта, оживает и обретает иное существование. Поэтому, по мысли Михаила Кузмина, всякое подлинное творение художника «не может не быть современнейшим», даже если речь идёт о воспроизведении образцов средневековой итальянской комедии дель арте или куртуазной лирики трубадуров.
Такое творческое созидание минувшего требует от поэта тонкого эстетического вкуса и умения «рядить в слова» возникающие туманные образы.
Какое дивное виденье –
Красавица минувших лет!
В ней таинство и вдохновенье… –
пишет Дмитрий Киршин. Кажется, это апухтинский современник восхищается прекрасной мадонной, ступая «по следу времени» среди зелёных деревьев и мраморных статуй старинной русской усадьбы. А может быть, это трубадур арагонского короля Монах Монтаудонский, впав в искушение и покинув своё Орлакское аббатство, слагает чудесные канцоны в честь возлюбленной и распоряжается соколиным призом на песенном рыцарском турнире.
Пожалуй, настоящая стилизация невозможна без элемента той иронии, которая, как струящаяся вуаль, и оживляет, и украшает, и утаивает мерцающие черты былой красоты. И когда Дмитрий Киршин внезапно обращает свой весёлый взгляд на происходящее «здесь и сейчас», то не сразу ощущается таинственная грань между явью и её далёким отголоском:
Помилуйте, какой я гений?!.
Не бился,
Не бился,не лишался сил,
Не испытал бича гонений
И даже робу не носил!
Далёк от модных философий,
В Париже не трепал хорей,
Любил… но женщин,
Любил… но жпил… но кофе,
И недостаточно еврей.
Этот выразительный образ современного «гения», царящего ныне в русской литературе и искусстве, противопоставлен у Дмитрия Киршина подлинному творцу и может быть соотнесён с другой эпохой, с другим Смутным временем. Наверное, стремление к воспроизведению прекрасного прошлого проявляется у художника тогда, когда безжалостно разрушается опора настоящего, а над дикими обломками бытия кружатся тёмные крикливые «гении».
Какое дивное виденье –
Красавица минувших лет!..
В ней – таинство и вдохновенье,
Её глаза рождают свет,
Сердца заставит раскаляться
Непревзойдённый кринолин!..
«На Вас бы вечно любоваться!»
Адреналин, адреналин…
Уходят прежние картины,
Но полон света нежный взгляд…
О, неприступная Афина,
Вам не к лицу дневной наряд!
Мы будем спорить до рассвета
Об ароматах римских вин…
«А вот Ромео и Джульетта!..»
Адреналин, адреналин…
Повелевайте же, мадонна!
Любое рабство претерплю –
И троном, и частицей трона
Я быть готов – я Вас люблю!
Владычица садов Эдема!..
Чело, не знавшее седин…
Я посвятил бы Вам поэму,
Но помешал адреналин.
Терзания людоеда
И это я! – у ног да при луне?!
Я, жаривший красавиц на огне
Вечерней романтической порою?!.
Ты первая пришлась по вкусу мне!
Ты – первая! Цыгане – на второе…
Опальный возраст…
Опальный возрНи при чём Бальзак –
Всему виной отмеренные годы…
Всему виной – осенняя природа,
Пожухших листьев окаянный знак.
Жизнь – в эпилоге: ценят по труду,
Целуют руку и зовут к обеду;
Беседка стала местом для беседы,
Большим зонтом, оставленным в саду.
Пора забыть ночного соловья,
Бессонницу пиров, корриду танца…
Как трудно с вами навсегда расстаться,
Любимые игрушки бытия!
О старость, беспородный верный пёс, –
Надёжней друга, неотступней тени, –
Ты умной мордой тычешься в колени,
Остаток дней веля прожить всерьёз.
Скули, скули, заботливый тиран,
Пророчь душе предсмертное ненастье!
Ещё потлеть, ещё пригубить счастье,
Презреть унынье, не заметить ран!..
Под вечер, уходя поодиночке,
Ещё шутить о свитах, о пажах…
И прочитать в тускнеющих глазах
Любви невысказанной строчки.
Прочитать книгу «Искушение»
Дмитрий Киршин. Пробуждение: Стихи.– СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1997.– 128 с.
ISBN 5-288-01861-8
Формат 60x84 1/32.Тираж 500 экз.
Книга опубликована в авторской редакции.
|
«Пробуждение» – вторая книга молодого Санкт-Петербургского поэта. В стихах оригинально отражены сомнения и надежды человека, живущего в суровом изменчивом мире, борьба божественного и демонического в душе человека на пути к самопознанию. Каждое стихотворение исполнено надеждой на высшие побуждения духа, на стремление человека к добру, гармонии, красоте.
|
Предисловие Вячеслава Николаевича Кузнецова
«Храни меня, душа, соломинка моя!»
«Пробуждение» – вторая книга стихов Дмитрия Киршина. Она значительнее и серьёзней, чем первая – «Времена души», хотя разница между ними по времени всего год-полтора… Это говорит о стремительности роста, даже, пожалуй, взлёте молодого талантливого поэта. Это не может не радовать.
О чём эта вторая книга? Прежде всего, о душе человека, о человеческом призвании, о месте самого человека в жизни. Дмитрий Киршин как бы беседует с самим Богом, отсюда такой могучий арсенал слов-метафор: Вселенная, Вечность, Лета, Пророк, Совесть, Душа, наконец, Бог, Творец, Храм. Разумеется, всех слов Дм. Киршина я привести не могу – на то его книга, которую, дорогой читатель, ты держишь в руках. Тебе о ней и судить.
Стих у Дмитрия Киршина плотный, хорошо поэтически оснащённый – зрелый. Это не стих начинающего стихотворца, но речь уже сложившегося, пусть ещё и молодого, поэта, мастера. Говорю об этом с полной ответственностью за свои слова.
Чем я могу подкрепить своё краткое вступительное слово к этой книге? Да всё теми же строками из этой книги! Они, эти строки, афористичны и мудры, они ладно скроены. Вот примеры:
Чем выше знания вершина,
Тем больше карликов вокруг.
Или:
Сто печалей назад я был просто моложе,
Сто печалей спустя, верно, стану мудрее…
Или:
Поэты долго не живут –
Поэты долго умирают.
Или:
Так, ночь – не ночь, когда душа светла,
И день – не день на плахе мыслей чёрных.
Подобные примеры, при пристальном и доброжелательном прочтении, можно найти на любой странице этой книги.
Бывает афоризм-метафора и всего в одну строку – «Не верьте разуму, когда на сердце тьма».
Остро метафорический строй книги – вторая важнейшая её особенность. Да, дело имеем с очень серьёзным поэтом. От него ещё большего можно ждать в ближайшем будущем.
Почему я так думаю? А потому, что после первой книги поэту бывает нелегко «собраться», чтобы вторая была «не хуже». Дмитрий Киршин собрался, как видим, скоро, и вторая его книга, как я уже отметил в самом начале, сильнее первой.
«Храни меня, душа, соломинка моя!» – эта строка тоже из книги «Пробуждение». Она говорит и о величайшей скромности её автора. Так что надежда есть – Дмитрий Киршин не зазнается и не сойдёт досрочно с марафонской дистанции поэзии. Дай-то Бог! Удачи ему во всём!
Эти цветы неживые, осенние
В траур полей вплетены:
Нежным не вымолить чуда спасения,
Нежные обречены.
Поздних раскаяний слёзы холодные
Горечью на лепестки
Падают глухо – вовеки бесплодные,
Мёртвые капли тоски.
Эти цветы неживые, осенние
Память весны берегли…
Нежные – созданы нам во спасение, –
Не покидайте Земли!..
Блюз слепых
Чьи руки лежат у меня на плечах?
Кого обнимаю нежданно? –
Любимую? Смерть ли?
Любимую? СмВ незрячих глазах –
Надежда, смятение, вера и страх.
Я счастлив… Но как это странно!
Разбитое зеркало кроткой души,
Пред кем ты сияешь смущённо?
Мелодия плещет в минорной тиши…
Господь, на минуту прозреть разреши
Отверженным и не прощённым!
Позволь нам увидеть любимых своих –
И благо прольётся как миро!
…Всё кончено – голос оркестра затих.
Так холодно жить!..
Так холодно жить!..оставаться в живых
Под сводом безмолвного мира…
Перемешались волею Творца
Песчинки дней.
Песчинки дней.По жизненной пустыне
В сады благоухающей святыни
Веду свой караван – и нет конца
Чуть видимой тропе ушедших лет.
Манит с небес ночной мираж вселенной…
Но жажду вновь увидеть драгоценный,
Оставленный в песке неясный след.
Хотя бы след!
Хотя бы след!Я некогда любим
Был на земле сыпучей, раскалённой…
Был удостоен звания «влюблённый»!
А нынче – безнадежный пилигрим.
Уже и сам не верую в сады,
В живую тень спасительного края,
Не чувствую – и, значит, умираю…
Я перейду близ выжженной гряды
Из бренности в иную ипостась
И, навсегда спокойный и свободный,
Покину караванный путь бесплодный…
Лишь час любви и вспомню, возносясь.
Прочитать книгу «Пробуждение»
Дмитрий Киршин. Времена души: Стихотворения и поэмы.– СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1995.– 192 с.
ISBN 5-288-01504-X
Формат 60x84 1/16.Тираж 200 экз.
Книга опубликована в авторской редакции.
|
«Времена души» – первая книга стихов молодого Санкт-Петербургского поэта. Эти стихи – отзвуки сердца, вырывающегося из цепей времени на простор вечности. В них звучат тревога и боль за то единственно надёжное и спасительное пристанище в жестоком мире, имя которому – душа человека, его высшая, божественная сущность. Бытийная тематика, оригинальность, многоплановость и глубина поэтических образов сочетаются с драматической напряжённостью действия, рождая эффект сопричастности, «узнаваемости» событий.
|
Владимир Алексеевич Лавров
о книге «Времена души»
Возможно, читателю покажется странным такое определение, но я воспринял стихотворения и поэмы, составившие сборник Дмитрия Киршина, прежде всего, как документ, своего рода «кардиограмму» духовной жизни моего младшего современника. Знаю, что он молод, скажу точнее – молодой мужчина, который недавно окончил ЛЭТИ и работает по специальности, одновременно занимаясь стихотворством.
Прочитанное мною порадовало тем, что оно разрушает бытующее клише о новом поколении, вернее, целый набор клише – бездуховность, делячество «новых русских» и т.д., и т.п. Сборник подтвердил давнее моё убеждение, что сейчас время резкой дифференциации человеческого существования: одни предаются мирским заботам, другие пребывают в отчаянье и плаче, но есть те, кто устремляет свой взор в «горние выси». Д. Киршин из числа последних.
Уже в самом начале сборника автор делает программное заявление, задавшись целью «увидеть мир таким, как видит Бог, / и воплотить увиденное в слове» (с. 6). Вместе с тем стихотворения и поэмы Киршина свидетельствуют и о том, как сложна эта проблема воплощения в слове. Нужно сказать, что большинство произведений, составивших сборник, написано довольно грамотно с точки зрения стихотворной техники. В этом отношении у меня претензий к автору почти нет. Суть в другом – явная склонность к сложной бытийной проблематике подчас оборачивается велеречивой декларацией. Начинают несколько утомлять гордыни, пустыни, лики, обеты, орды, войны… Возникает ощущение многословия, особенно сказывающегося в поэмах. Захочется чего-то более конкретного, «чёрствой корки», бытовой детали, штриха, «сора жизни», большей строгости в обращении с возвышенными понятиями, с библейскими метафорами и ассоциациями. В этом смысле перспективным представляется обращение автора к короткому стихотворению, его попытки освоить и претворить в слове традиции восточного стихотворства. Имею в виду цикл или раздел «Отзвуки» (с. 88–98), пожалуй, больше всего мне понравившийся. Вот несколько примеров:
«Растаял лёд – и мутная вода
Уносит счастье прошлых лет
В холодный океан воспоминаний».(с. 92)
«Нежданный снег убил цветущий сад.
С годами постепенно привыкаю
К бессилию Всевышнего…»(с. 96)
Такие попытки освоить восточную технику трехстишия дисциплинируют, предохраняют от велеречивости.
Поделюсь ещё одним, явно непрофессиональным и, может быть, даже легкомысленным наблюдением – стихотворения Дмитрия Киршина содержательны. В них есть драматическое напряжение. В этом их отличие от ныне модного о довольно агрессивно заявляющего о себе «постмодернизма» (кто бы ещё объяснил, что это такое!), где всё – пародия, насмешка, перепевы, ёрничество, звукоподражание, иногда даже небездарное, но внутри – пустота, духовная импотенция.
«Временам души» в серьёзности не откажешь. И как раз это вызывает отклик и читательскую симпатию.
Дуэль
«Сходитесь!»
«Сходитесь!»В последний путь,
в недолгий, но страшный путь
По шагу вперёд идти
и к смерти на миг прильнуть.
«К барьеру!»
«К барьеру!»Огонь страстей
оставит в душе ожог…
«Чего же ты медлишь, век?!»
«Чего же ты медлишь, Бог?!»
«К безумству!»
«К безумству!»Идут, идут
по кроткой святой Земле
С оружием горьких слов,
с решимостью на челе –
Под каинов плач рабов,
под авелев стон калек…
«Он что-то скрывает – Бог!»
«Он что-то задумал – век!»
Всё ближе…
Всё ближе…И пробил час!
И выстрелил первым век –
И раненый Бог упал
в бескрайний полярный снег.
Всевышняя льётся кровь –
смятений и бед залог…
Беззвучно смеётся век.
Чуть слышно стенает Бог.
Славянке
…Жизнь кончена!
…Жизнь кончена!Рассыпались оковы
Страдания, неверия, борьбы.
Пишу к тебе –
Пишу к тебе –надеюсь,
Пишу к тебе –надеюсь,плачу снова
В последний час отмеренной судьбы.
В моём письме – молитва о гонимых,
Страх тишины, отчаянье дорог,
Тревожный рокот лет невозвратимых,
Прозрение и горький эпилог.
Мой крест –
Мой крразлукой сердце преисполнить,
Тоской глушить венчальные слова,
Не чувствовать, не ждать,
Не чувствовать, неа только – помнить
Святое ощущение родства.
Бессильны амулеты обещаний,
Взметнувшуюся душу не зови.
Я умер от безмерности прощаний…
А мёртвые не пишут о любви.
Возьми меня в пустыню, Моисей, –
Надежды и раскаянья обитель.
Я – раб: в меня вселился победитель,
И в сердце постучался фарисей.
Стою – пока у запертой – двери;
Но поддаюсь, и душу отворяю,
И слышу, как скрипят ворота Рая,
Навечно закрываясь изнутри.
Возьми меня в пустыню – я умру
Среди камней, не брошенных в мессию,
Благословляя вещую стихию,
Посмертно научившую добру.
Возьми меня!
Возьми меня!Найди меня в золе
Миров доныне властного порока:
И одного раба, раба-пророка,
Достаточно для рабства на Земле.
Прочитать книгу «Времена души»