Владимир СОТНИКОВ
(Санкт-Петербург)
Вступление
«Ветвь на фоне дворца
с неопавшей листвой золочёной»[1],
Словно мостик висячий
меж глазом и царственным фоном,
И холодных небес синева.
Почему тебя тянет сюда,
в этот парк, где слова
Растворяются в воздухе,
влагой осенней грузнея…
Что ты шепчешь богине,
грустящей в забытой аллее?
Или это всего лишь листва
И в полях электричка,
что так безнадежно права…
Но нарушим покой,
чуть коснувшись кленовой ладони,
И в пустынные залы войдём.
Средь старушек-теней
робкой тенью и мы проплывём,
Улыбнувшись буфету
и звону стаканов гранёных.
В добрый путь! Страшновато? Пожалуй.
В добрый путь! Страшновато? ПожаОтвага
В каждом деле нужна.
В каждомПервый штрих нанесём на бумагу
Тем, что просто пройдёмся
по гулкой тропинке в века.
…Боже мой! Как струится река…
Сколько трав возле дна!
СколькоКак безжизненны звёзд бриллианты!
Но… наш Храм на плечах у богинь;
Но… наш Храмдержат бездну атланты
Над мадонной с младенцем,
чьи лица нежнее цветов.
А у смерти глаза облаков.
А за синим окном у ограды,
А за синим окном у ограды,где фары слепят,
Под осенним дождём «Не забудь нас…» –
Под осенним дождём «Не поёт листопад,
И трамвай, и дворняжка, и ветка –
«Не забудь, – шепчут, – нас…»
«Не забудь, – Здесь так грустно и зябко.
«Не забудь, – Здесь так грустноПод ветром.
Майская ночь
Где этот мальчик в фуражке с кокардой –
Чёрные усики, брюки вразлёт?
Где эта девочка в платьице марком –
Острые туфельки, аленький рот?
Речи бессвязные, руки проворные,
Груди упругие, как виноград,
Трусики белые, ноги упорные,
Нежный пушок и таинственный сад…
Где это утро над городом сонным?
Гулкое цоканье каблучков.
Где утомлённые, неутолённые
Капли росы на губах лепестков…
* * *
Весенняя тревога и томленье
Дороже мне осенней светлой грусти.
Апрель – романтик: под покровом лени
Таится взрыв. Ресницы он опустит
Набрякшие, по городу бредёт
Бесцельно. Вечер тихий. Тёплый ветер.
Последнего трамвая долго ждёт…
Куда? Зачем? Не всё ль равно.
Как светел,
Как бледен добрый лик луны над домом!
На дачных огородах снег растаял
И жирная земля черна.
Истома
На всем… И только звёзд весёлых стая
По-прежнему кружит над миром сонным,
И, кажется, хрустальным тонким звоном
Сиреневая полночь расцветает…
И вот тогда глаза он подымает,
Распахивает веки… Содроганье
Объемлет землю. Странный дивный запах
Струится… Озарение рыданьем
Нисходит в душу: всё Едино… в лапах
Деревьев спящих, в песенки синицы,
В деревне под деревьями – везде
Единое дыхание струится!
Наперекор распаду и беде
Икринка жизни тянется к звезде,
Сливаясь воедино с ней в кринице.
Летим, летим с Апрелем в колеснице
К безудержной, ликующей воде!
* * *
«Судьба – как черновик» – хотел в сердцах сказать.
Точней, как бабочка, что в коконе по шею.
Рождался космос так из хаоса в слезах,
О глупой юности прекрасной сожалея,
Строительных лесов отбросить не умея.
Иль не желая, медля… Словно завершишь –
И жизнь закончится. Вот дурачок. Не жалко
Той бестолковой, нежной, страстной…
Той бестолковой, нежной, страстной…И стоишь
Ракетою на старте. А лететь не хочешь: в салки
Ещё бы поиграть. Иль в классики с весталкой.
* * *
И никому не скажешь… – Посмотри!
Послушай, посмотри, нет, всё-таки послушай:
Летит зима на крылышках зари,
И робкий новый год стучится в душу.
Исполненный печали снег идёт,
И тишина в квартире, словно в детстве.
Но никому не скажешь: – Новый Год!
Все умерли. Остался ты. В наследство.
А значит, улыбнись. Послушай… снег идёт…
Скрипит лыжня в твоём бору сосновом.
Вот солнце, дочка. – Папа! Новый Год!
…Какое счастье – жить!.. но никому ни слова…
* * *
Ещё фонари не погасли ночные,
Ещё горизонт чуть краснеет за дачей,
Но смолкли собаки, лишь галки шальные
Всю ночь напролёт на берёзах судачат.
Да голуби где-то под крышей воркуют…
Рассветным морозцем сковало ручьи.
Земля ещё спит… чу… – проснулась! – токуют
В бору над разливом Двины косачи!
Дымком потянуло. Хозяева встали.
А с первым лучом ветерок развернётся –
И всё встрепенётся от нежной печали,
От детской улыбки дремотного солнца.
Египет
Ряд стройных пирамид, шагающих к востоку.
Пустыня. Сфинксы. Тишина. Века…
Безмерность времени, беспамятность, жестокость –
И гордый вызов, брошенный пескам
И звёздам.
Так же, как и встарь, покачиваясь мерно,
Надменные верблюды под пальмами бредут
Вдоль Нила. Что мы помним? Амун, Иштар, Мардук, –
Ваш прах клубится над асфальтом серым.
В посёлке у подножья плотины Асуанской
Курносая медичка, читая Ибн-Сину,
Вздыхая о сугробах, о Рождестве, о санках,
Выписывает капли суровым бедуинам.
Какое дело ей до Царства мёртвых,
Когда бутончик губ так розово набух!
Когда турист французик, в любовных играх тёртый,
Бормочет ей, осклабясь: – Я вас любить…
– Лопух!
Что знаешь о любви ты, о печали нежной?
Восток, Египет, свиток белоснежный…
* * *
Наполни ветром паруса печали –
И в дальний путь за ласточкой мечты!
Быть может, там, за бледной дымкой дали,
Прообразом желанной красоты –
Весёлый, грустный, мозаично-праздный
Готический собор твоих надежд
Вознёсся к небу, стрельчатый, и дразнит
Доступностью стремительных одежд.
Лети, мой дух! Войди, душа, в чертоги,
Смирив гордыню бархатом ресниц.
Но гул органа величаво-строгий
Их распахнёт, и брызнет стайкой птиц
Сердечко глупое, зайдясь от нежной боли,
По спицам витражей стремясь на волю,
Заполонив призывным плеском крыл
Мерцающее чрево оболочки,
Объединив стремленье братских сил
Тоскою творческой под сводом звёздной ночи!
* * *
…И тигр в развороте могучем,
Равно грациозный и страшный,
Легко оттолкнувшись от кручи,
Завис над косулей…
Завис над косулей…Напрасно
Она, каменея от страха,
Не в силах бежать или прыгать,
Присела.
Присела.Ей лапа с размаху
Хребет проломила. И рыком
Ужасным, утробным, победным
Рассветный туман содрогнулся.
И йог отложил свои Веды,
И кондор в гнезде встрепенулся.
А солнце… смеялось в ущелье,
Играя с крылом самолёта…
Но билась река в тесном теле,
Пытаясь нам высказать что-то.
________________
[1] Строка из стихотворения Александра Кушнера.