Дмитрий МИЗГУЛИН
(Санкт-Петербург)
Суворов
Увы, уже не та столица,
Но он-то помнит те года:
Ведь с ним сама императрица
Была почтительна всегда.
И дело даже не в наградах,
Он не желает, не привык
Во фрунт тянуться на парадах
И пудрить выцветший парик.
И на ветру торчать без толку
С каким-то долговязым пажем,
К груди прижавши треуголку
С пропахшим порохом плюмажем.
Ему ль, солдатскому герою,
В тщеславной суете сновать?
В мундире прусского покроя
Душе российской не бывать!
Пока течёт спокойно время,
Живёт в угаре кутежей
Бездарное, тупое племя
Корыстолюбцев и ханжей.
И мнится им, что в этой жизни
Они познали всё сполна.
Но им Россия – не Отчизна,
Для них не Родина она…
А в нашем мире беспокойном
Опять война, опять пальба,
И будет выбирать достойных
Не император, а судьба.
И станет жалок и бессилен
Дурак в чванливости своей,
И позовёт тогда Россия
Своих опальных сыновей!
И побледнеют в страхе лица,
И дрогнет в зеркалах заря,
И понесутся от столицы
Во весь опор фельдъегеря…
Ну а пока – пора иная.
Качает маленький возок.
Не спит, о чём-то вспоминая,
Продрогший до костей ездок.
Склонившись, задремал возница,
А кони продолжают бег…
Когда-нибудь да пригодится
В России умный человек!
* * *
Кажется, что жизнь сошла на «нет»,
И уже не надо ни черта.
Нынче нет ни писем, ни газет.
Только телефонные счета.
Раз контора пишет, значит мне
Рано обижаться на судьбу.
Знают про меня в родной стране
И достанут, видимо, в гробу.
Каждая душа наперечёт.
Каждый человек подвластен им.
А Антихрист после наречёт
Тех, кто выжил, именем своим.
* * *
А всё-таки спеши, спеши,
Пусть даже ошибаясь снова,
Всю боль мятущейся души
Вложить в трепещущее слово!
Когда молчания печать
Твои уста сомкнёт навечно,
Ему – звенеть, ему – звучать
То дерзновенно, то беспечно.
Но, покорясь своей судьбе,
Не ожидай вознагражденья:
Нет ни спасения тебе,
Ни состраданья, ни прощенья.
Сомнений чашу ты испил
И не тверди молитв упрямо.
Ведь всё равно не хватит сил
Изгнать торгующих из храма.
* * *
Весной обычно спится плохо.
И неспокойно на душе.
Апрель. Кончается эпоха.
Скрипит Земля на вираже.
Врачи твердят, что невралгия…
Поменьше есть. Поменьше пить.
Но мир другой. И мы другие –
И ничего не изменить.
А нам рассказывают сказку,
Что жизнь безумно хороша…
Но так близка уже развязка,
Когда в огне сгорит душа.
Объял планету адский пламень.
Кругом – беда. Кругом – война.
Я в храм войду. И пусто в храме,
И в храме Божьем – тишина.
И посреди всемирной битвы,
В канун вселенского конца
Шепчу слова своей молитвы
Как бы от третьего лица.
* * *
Снова меняются роли
Жизни дневной и ночной:
Звёзд васильковое поле,
Месяц, как колос ржаной.
Где-то вдали отзвучали
Поезда сотни колёс,
И на пустынном вокзале
Тихий уснул тепловоз.
В масле горячем и в пыли,
Тёплый, как хлеб из печи.
Фары, погаснув, застыли,
Тускло мерцая в ночи.
Мирно полночное небо,
Сон, тишина и покой,
В воздухе пахнет хлебом,
Тестом и тёплой мукой.
* * *
Войду, как в храм, в сквозящий березняк.
Уже светает. Предрассветный мрак
Стремится ввысь, светлея, исчезает.
Туман прозрачный, истончаясь, тает.
И золотые блески там и тут,
И светится листвяный изумруд.
Ещё не слышны птичьи голоса.
Вот озеро, в котором небеса
Отобразились. Я склонюсь к воде
И не увижу своего лица…
Дорога через кладбище
Тесно стало на кладбищах русских.
Громоздятся тяжёлые плиты,
И проходы немыслимо узки,
И кресты, и ограды разбиты.
Ну, а рядом грохочет дорога,
Деловито и невозмутимо.
И, забытые чёртом и Богом,
Изменяемся неуловимо.
Нет мгновенья, чтоб скорбно и тихо
Постоять у родимой могилы.
И гремящее, грозное лихо
Забирает последние силы –
Чтобы чувства и глуше, и тише,
Чтоб душа не томилась в тревоге,
Чтоб я голоса мамы не слышал
Из-за этой проклятой дороги.
Жизнь
Наш пароход вперёд плывёт
К заветной цели.
То полный ход, то задний ход –
Шторма да мели.
Всё оставляем на потом
И ждём, что вскоре…
А жизнь осталась за бортом,
Как море.
* * *
Уезжаю не навсегда,
Но с тобой прощаюсь навечно.
Обниму тебя, как тогда,
В первый раз, за детские плечи.
В моросящем дожде вокзал.
Ты стоишь… Ты не прячешь взгляда…
Веришь, всё бы тебе отдал.
Да тебе ничего не надо.
Встреча
В толпе торопливых прохожих
Увижу тебя, оглянусь –
И душу наполнит тревожно
Щемящая, давняя грусть…
Мерцает твой облик и тает
В заснеженных сумерках дней.
Не память нам изменяет,
А мы изменяем ей.
Камни
Там, где история Русской земли
Преподавала уроки,
Лишь вековечные камни смогли
Выдержать долгие сроки.
И оседают года и века
Пылью на камень могильный.
Память людская, увы, коротка,
Память гранита – бессильна…
Вечную мудрость будут хранить
Камни в суровой печали…
Если бы только могли говорить,
То всё равно бы молчали.