Дмитрий Николаевич Киршин

писатель, учёный, общественный деятель

Стихотворения 46–60

На распутье дорог в чистилище,
На распятье победной стайности
Накануне огня судилища
Воссияла отчизна крайности –
Самочинная,
бесовщинная,
Сокровенная,
вдохновенная,
Полусонная,
полустонная,
Полустанная
и расстанная…

Свято-злобные люди-нелюди
Служат пир во слезах юродивых.
Здесь приход воскрылённой челяди,
Торжество прокажённой родины –
Окаянное,
покаянное,
Беспричинное,
прилучинное,
Осенённое,
заклеймённое,
Дерзновенное
и смиренное…

Дозвучал – и распался колокол;
Нынче горести – безнабатные.
Собирают на вече волоком,
Рекрутируют в невозвратное.
Безотчётная, предотлётная,
Глухо молит душа о здравии,
Тщетно силясь прорвать немотное
Послесловие… Послеславие…

При свете прошлого, крушенью вопреки,
Дышу, хриплю, превозмогаю измождённость,
Подобно нищим ощущая обречённость
На расстоянии протянутой руки.
Род человеческий пресыщенно беспечен –
И апокалипсис привычно не замечен
В преддверье новой, иссушающей зари.
Моя обитель не снесла благодеянья –
Бунтарства подлости, презревшей покаянье…
То необъятное, что теплится внутри,
Не проникает в охватившее пространство
Чужой вселенной торжества непостоянства;
Не я – на Родине, но Родина – во мне,
Неисцелимо изувеченная плетью.
Передвигаюсь в отчей смуте лихолетья
Ползком по Вечности – последней целине,
Не раскорчёванной тщеславием обмана.
Вокруг звенит нечудотворная осанна,
Как бубенцы на катафалке суеты.
Эпоха втиснула в глубины подсознанья
Оттенки чёрного – палитру мирозданья,
Обезображенного веком пустоты.
Воспоминания – приют невозвратимых –
Не утешают мёртвым обликом любимых:
Так плач ребёнка поглощает полынья…
Душа хранит останки изгнанной отчизны,
Покуда тень – моё свидетельство о жизни –
Не растворится в темноте небытия.

Новое тысячелетие

Жрецы незыблемых основ
Сожгут меня за этот стих,
Но сохранится пламень слов
В сердцах воистину живых.

Взываю к детям суеты:
Узрите райские лучи!
Я, заклинатель темноты,
Врачую аурой свечи.

Молю о тех, кого люблю.
Люблю Того, Кому молюсь.
Я раны страха заживлю –
И к вечной радости вернусь.

Сполна я выплатил оброк –
Прощай, мой кров!
Прощай, мой век!
Уже не зверь, ещё не бог –
Я человек. Я человек!..

Ночь во дворце.
В кругу теней
Шут перед зеркалом старинным
Стоит недвижно в платье длинном,
Античной статуи белей…

«Чей лик назавтра украду?
С кем обменяюсь я судьбою?..
Рискну! Пусть навлеку беду –
Явлюсь царю самим собою!

Как много масок на лице!..
Сегодня ты – скупой шарманщик,
Толпы сочувственной обманщик
В картонном святочном венце…

Сорву же маску!..
Ты рабом
Предстал намедни пред послами –
В ярме, бряцая кандалами,
С большим уродливым горбом…

Прочь!..
Узнаю: ты на пиру
Мучительным отравлен ядом!..
Никто не удостоил взглядом
Презренную твою игру!
Юродивый – дразнил калек,
Людским отчаяньем играя!..
Из храма изгнан ты навек!
Жить на краю, ходить по краю –
Чем не призвание?!.
Долой!
Ты был прекрасен в этом гриме:
Сатир, вертящийся юлой,
Брут, плачущий о падшем Риме!..

Ты выряжался палачом,
Кичась кровавым балахоном.

Ты был Фемидою с мечом –
И беззаконьем, и законом.

Заблудший ангел в колпаке –
Твоя давнишняя удача!..

А вот со шрамом на виске
Тряпичная слепая кляча
К монаршей тянется руке…

Солдат, влюблённый в душный плац…
Потешный маршал бесталанный…
Опричник…
Рыцарь самозванный…
Паяц!
Паяц!!
Паяц!!!
Паяц!..»

В неверном сумраке тиши,
От смерти в нескольких мгновеньях,
Шут перед зеркалом души
Стоит недвижно на коленях…

Служение

Ращу сады, оберегаю кров,
Птиц приручаю – звонких и безгрешных.
Покой и красота трудов неспешных
Превыше яркой праздности пиров.

Любим детьми, их радуюсь любви –
Отверженных спасительной защите.
Не жгу мостов, не порываю нити,
Не возношу молитвы на крови.

Почту за честь гонения врагов
Святого Слова, истины нетленной.
Не оскорблю ни злобою надменной,
Ни суетным проклятием богов.

Добром храним, живу не этим днём
И, может быть, не этим горьким веком.
Я счастлив оставаться человеком,
Дух опаляя жертвенным огнём.

Пройдут года, и – бабочкой в смоле –
Застыну в мире, гибельном и тщетном.
Иль стану мифом смутно-бесприветным,
Как будто и не жил я на Земле.

Несчётный день идём, идём – всё нет пути!
Тайга, тайга – давно с тропы надёжной сбились.
Светила мрачной пеленою замутились.
Мы небо молим нас, потерянных, спасти!

Но тщетно! – ангельские крылья не слышны,
А на земле пустая мгла и бездорожье.
И мы, заблудшие рабы, когда-то Божьи, –
По шагу сделались рабами Сатаны.

Нас мучит холод нескончаемых ночей,
Гнус кровожадный плоть больную истощает,
Голодный рёв погибель хищно предвещает…
Глас преисподней ближе, внятней, горячей!

Теряя облик человеческий, ползём…
Не дух – агония нас биться заставляет,
Приводит в бешенство, в трясину увлекает,
Калечит яростью, питает сердце злом.

Но вот однажды – померещилось иль нет? –
Неясным эхом долетел до нашей стаи
Далёкий лай!.. Прекрасней лучших песен рая
Был этот звук – и просиял надежды свет!

Всепроникающий наш путеводный лай,
Ты гимном истовым безмолвие взрываешь!
Вперёд, вперёд! – пока зовёшь и вдохновляешь!..
Не умолкай! Не умолкай! Не умолкай!!

Мы еле движемся, а кажется – летим
Среди каменьев, по корням, в обход завалов,
С глазами варваров, с оскалом каннибалов!..
Всё ближе кров людской: мы ощущаем дым!

Всё громче лай матёрых псов сторожевых! –
Лес оборвался… В избавление не веря,
Мы пали замертво. Но два свирепых зверя
Рвались на привязи, почуя в нас – живых.

Улыбка смерти, исказив лицо Земли,
Глуши не тронула! В нас силы прибывали…
Цепным спасителям мы волю даровали
И за порог чужой обители вошли.

Полуразрушенный отшельничий приют
Предстал в убогости скупой и обветшалой;
И воплощением смиренности усталой –
Умерший праведник, мирских бежавший смут,

Лежал с открытыми глазами. И знаком
Был этот лик священный… Господи, не Ты ли?!.
Псы обезумевшие траурно скулили
Протяжный реквием над мёртвым стариком.

И зверь наш внутренний в отчаянье завыл
От предрешённости смертельного исхода!..
Ночь безнадежная пучину небосвода
Отверзла…

Бескрайняя, глухая мгла.
Ничто не предвещает жизни.
Звонят на безымянной тризне
Разбитые колокола.

Любви пустынная тропа,
По ней бредёт немой калека:
Душа, согбенная от века,
Не безучастна, а слепа.

Поодаль – шествие теней
Забытых, изгнанных, смятенных,
Отверженных и убиенных
Безумием минувших дней.

Парит усмешка сатаны
Над обезглавленным распятьем,
И неуслышанным проклятьем
Гнетёт предчувствие вины.

Богословский урок в гимназическом классе –
Время благостных дум о святых устремленьях.
«Кто такой Моисей?» (Нет мгновений в запасе!)
«Ты не знаешь?! Постой полчаса на коленях!»

Кто такой Моисей?.. Он водил по пустыне
Измождённых рабов измождённого мира
И до гроба служил потаённой святыне
Вольной, чистой души, не творившей кумира.

Этот мудрый пророк гнал несчастных из плена
Тех иллюзий, что в нас и поныне гнездятся…
Истекли полчаса, и грядёт перемена.
С преклонённых колен так непросто подняться!..

Сад

Вечер в листву проник –
Тишь, полумрак, покой…
Древней Эллады лик:
Тейя, Фемида, Кой.

Вот он идёт во тьму –
Нищий среди богов.
Смотрит вослед ему
Гений былых веков.

Грозен титан и строг –
Смутных времён судья!
…Нищим не нужен бог,
Нищим нужна скамья.

Каждый изгою враг.
В сердце костёр обид.
Он убыстряет шаг:
Гестия, Зевс, Аид…

Нищий дошёл, понур –
В нише обрёл ночлег.
Лук опустил Амур,
Кронос прервал свой бег…

Боже, прости мой взгляд –
Воля на всё Твоя!
…Нищим не нужен сад,
Нищим нужна скамья.

Вера

Покинув пустынный храм,
вдоль паперти грозных смут
Пройду мимо нищих рук
и яростных нищих лиц.
Миную святой погост
убитых тщетой минут,
Загубленных тьмой веков,
распятых и павших ниц.

Покойтесь, года страстей,
в ограде из диких роз…
Бреду от манящей мглы
на поиски светлых лет.
Спасенье ищу в любви,
в живой благодати слёз,
Душой поднимаясь ввысь –
к вершине, которой нет.

«…Во кротости смирен и предан доброте,
Дарующий любовь и хлеба не имущий –
Приидет, вразумит, научит Красоте…»
«Он проклят и убит десницей воздающей!»
«О чём ты говоришь? Во кротости смирен…»
«Довольно! Он людьми и веком четвертован.
На яростной войне великих перемен
Отступникам костёр забвенья уготован.
Наш раскалённый меч, блистающий в ночи,
Сметает жалкий прах дряхлеющей Вселенной».
«Во кротости…» – «В костёр!»
– «И предан…» – «Замолчи!
Не сыщется преград для злобы вдохновенной!
Распашем ветхий мир и высадим росток –
И зацветут поля в лучах иного света».
«Но проданный цветок уж больше не цветок –
Бесчувственной любви разменная монета.
Вам платят серебром за благостный подлог,
Тщеславные рабы и слуги эшафота».
«Анафема!» – «Смирен…»
– «Изыде!» – «Дай вам Бог:
Приидет, вразумит – и рухнет позолота».

Сметаем лучшее, ничтожное творя,
Горды и не пытаемся свернуть.
Слепой не видит своего поводыря,
Уверенный, что сам находит путь.

Идём к последней, неприступной высоте –
В безвестность, веря свято, что в века.
Послушно движемся навстречу темноте –
Незрячий обречён без поводка.

Живём остатками отвергнутых даров,
Единственная заповедь: «Круши!»
Слепые греются у жертвенных костров,
Не мучаясь агонией души.

Рождённых временем – к чему приговорить?!
Мы тени на безжизненном плато.
Нас трудно вылечить, спокойней умертвить,
Оставив необъятное Ничто.

Апокалипсис

Когда опочиет последний поэт,
Раскатятся громы, отверзнется…
Нет,
Ничто не изменится в мире бездушном!
За гробом лишь ангел пойдёт в снегопад,
Да Бог ниспошлёт опечаленный взгляд,
Без гнева склонясь над рабом непослушным.

Забвение мёртвых – погибель живых.
Но в общей могиле посланцев Твоих –
Пристанище веры, любви, человечности…
Когда в алтаре воцарится вандал,
Разверзнется небо – и огненный шквал!..
Не бойтесь! –
вам жить в этой варварской вечности.

Пустынею не принятое семя
Погибло – в назидание Отцу…
Творения, отвергнутые всеми,
Вернулись к одинокому творцу.

Как сгорбились в пути мои созданья!
Ужели и тебя?! И ты?!. И ты…
От Вечности – лишь вечное изгнанье
Досталось отголоскам Красоты.
О, сколько их пришло из темноты!..

Я вас не ожидал – я ждал другую,
Всю в мантии из белой тишины…
Её зову, по ней одной тоскую –
Владычице неведомой страны.
Молю, прерви агонию печали!
Я брежу детством:
дом, тропинка, пруд…
И мама… Но кого же мы встречали?..
Не помню…
Боже, как её зовут –
Владычицу вселенной?! К ней взываю
Без имени, но с верой: помоги!
Творенья приюти!.. Я умираю…
Спаси их от живых!..
Сиянье рая…
И береги их!
Небо…
Береги!..

Язычество

1

Настанет день – последний в море дней,
И суждено, блуждая без огней,
О скалы грозной Вечности разбиться
И, подданство сменив, переселиться
Из царства духа в царствие теней.

Но в бренности сокрыта высота:
За смертью не разверзлась пустота –
Душа скитальца обретает кров
В деревьях, травах, в лепестках цветов…

2

Подлунный мир безудержен и лют:
Настанет день – и варвары сожнут
Неспелые, цветущие колосья;
Живое оборвав разноголосье,
Порубят лес и пламя разожгут.

И пиршество затеет рьяный спор,
И до утра – прыжки через костёр!..
И властвует в пылающей глуши
Иванов день – последний день души.

Предыдущая часть   |   Следующая часть