ПОЭЗИЯ ЖИВОГО МИРА ГАЛИНЫ ТЫЧИНЫ
Поистине счастливое знамение: в эпоху постмодернистской крикливой мертвечины петербургская поэтесса воспевает живой мир! Речь Галины Тычины лишена смертельных интонаций, в её тонкой, неброской поэзии – бытие человека и природы, единое и вечное по своей сути.
Жизнь природы изменяется в согласии со временами года: то расцветает, то засыпает, но никогда не умирает. Весна «над крышами линялых изб» полна птичьего гомона, в мартовском лесу «просядет снег в игольчатой накидке», и в мае «пронзит сосновые иголки дрожью в ожидании грозы»…
Август привносит иное настроение:
Ранней грустью в летние картины
Пролилась лесная благодать.
Сентябрь готовит природе огненно-яркие одежды:
Мелькает в рыжем платье поутру
Босая осень в торфяном болоте.
Вот уже «ветер гонит по влажной тропинке мячик спутанной жухлой травы». Словно бы весь мир отлетает, опадает – и «на раме листочек осенний, как на ветке засохшей, застыл».
А в скованном ночными заморозками предзимье
Сухие травы ветер клонит,
Трепещут ржавые кусты.
С погоста слышу крик вороний –
Как зов предзимней пустоты.
Очень характерно, что даже на погосте – не тишина, а живой крик ворон. Зима приносит в мир не смерть, а сон, и в полумгле озябшего дома
Лохматое пламя камина
Алеет зарёй на стекле.
Лохматое – точно живое, такое преданное и уютное.
Галина Тычина пишет окружающий мир зримыми, запоминающимися красками. Мы видим, как «дробится луч зари в лесном кристалле», во мраке чащи «слом сосны лучится, как маяк», «лепестком запорхал мотылёк», и «ртом иссушённым ловит брызги пляж на озябшем берегу».
Не только деревенские картины, но и пейзажи города подвластны перу поэтессы:
Глубокая Нева томится в берегах,
Царапает причал осколком льдины.
И храмов купола в заснеженных крестах
Стремятся ввысь, в небесные седины.
Здесь опять же Нева «царапает причал», как зверь когтем, и древнее небо – седое, очеловеченное. Да и весь город – живое существо, следящее за миром людей:
Фантомом закопчённых стен
Мне в спину дышит призрак ночи.
Галина Тычина почти не пишет стихов на социальные темы. Не бичевание, но глубокая нравственная оценка явления отличает её поэзию от гражданской лирики некрасовского направления. В ней, конечно, присутствуют нищие и убогие, но старик у храма – не столько конкретный человек, сколько символ целого поколения:
Он в прошлое глядит, как на огонь,
Не греющий судьбу его ночную.
Любовь в поэзии Галины Тычины – глубокая, внешне сдержанная – словно бы нарочно диссонирует с современной «откровенностью»:
Сядем под вербой вдвоём,
Где в осторожной тиши
Будет для нас водоём
Зеркалом чистой души.
Христианская по сути душа поэтессы для выражения чувств часто использует природные, языческие образы:
Окинул взглядом отчуждённым.
С бесчувственным – не быть вдвоём…
А я, как эльф, душой влюблённой
Осталась на плече твоём.
Земным языком Галина Тычина часто говорит о небесном, а порою даже о вселенском:
Мне космос открывает бесконечность:
Вечерний час и утренний восход.
Этот внешний космос огромен, необъятен, и всё же он не больше внутреннего космоса глубокой, развитой личности, для которой мир часто не совершенный, но всегда живой,
И нити дней сплелись куделью –
Надеждой, смешанной с тоской.
Желаю поэтессе Галине Тычине чаще вплетать нити надежды в пряжу дня, а книге «Среди аллей уединённых» – найти своего чуткого, верного читателя.