НЕТ, НЕ МЕРТВЕННЫЙ СВЕТ, А ТЕПЛЕЕ
Эта книга не задумывалась как итоговая, и тем более – как прощальная книга Саши Ларуш. Больно осознавать, что, вопреки желанию автора, читатель будет искать в ней предчувствие скорой трагической развязки. Кто-то, вероятно, обнаружит в стихах приметы близкого расставания, но большинство всё же убедится: перед ними не «Книга мёртвых», а пронзительная и грустная история живого человека, современного поэта, говорящего о вечном. Четыре цикла стихов данной книги раскрывают мир автора многогранно, глубоко и предельно откровенно, я бы сказал – обнажённо.
«Брат Петербург» – так по-родственному интимно озаглавлен первый цикл. Санкт-Петербург, в котором «серый и синий схлестнулись навеки», двойственен по своей природе. Задуманный как столица Империи, он потерял своё предназначение в XX веке и тщетно пытается вновь обрести себя в новом тысячелетии. Тщетно, поскольку восстановить фасады куда проще, чем возродить высокий Дух Города. Он ещё живёт где-то в закоулках дворов, в проблесках сознания:
В полушёпоте гитары
Голоса почти не стары,
Лепят память из крупиц.
Дух Города обитает под сводами вековых деревьев, он растворён в свете фонарей – странном смешении солнечного и лунного света:
Нет, не мертвенный свет, а теплее,
Может, тусклый, но сердцу живой.
Я давно ли по старой аллее
В жёлтом коконе ехал домой?
Но всё чаще аристократический петербургский Дух отступает под натиском плебейского высотного стеклобетона.
Вторая часть книги – «Оглянись» – при всей призывности своего названия не столько принуждает, сколько даёт пищу для разговора о бренности и неизменности чувств, о той памяти, что хранит сердце, а не разум.
Как белой розе рук хранить тепло
И тишиной поведать нежность вздоха,
Сберечь от ласки, где таится зло,
Чистосердечность видя без подвоха.
Своё единственное взять число
И убедить: в любви и миг – эпоха?
Здесь вопросов больше, чем утверждений, увы, как и в жизни, ответы порой запаздывают на тот самый важный миг, после которого они уже не имеют значения. И всё же на главный вопрос – о смысле жизни – Саша Ларуш находит для себя ответ: только любовь оправдывает земное бытие человека.
Однако любовь – редкое, едва ли не исчезающее чувство на «Арене пантомим» – так озаглавлена третья часть книги. В ней даётся горькая, реалистичная картина современной России, страны, потерявшей силу корней и истоков.
Ни война на Руси и ни мир,
Только глубже становится ров
И по сердцу проходит граница,
Что телец, золочёный кумир,
Обещая достаток и кров,
Межевал, невзирая на лица.
Как личность Саша Ларуш отмежёвывается от гордого невежества власти, от серого золота послушных умов и смирившихся сердец:
Тебя поставить на колени
Способен только ты один.
Завершающий книгу цикл «Малые сроки» посвящён близкому другу автора – Евгению Петрову, также прекрасному поэту, рано ушедшему из жизни… но не из литературы! Здесь две боли утраты словно бы соединились в одну, неизбывную и острую, оставляющую рубцы на сердце и строфы на бумаге:
Пара дней – и несчётность картин:
Память – мастер цветных фотографий.
Но теперь подбираю один
К прежним снимкам тепло эпитафий.
Надо признать: автору удалось подобрать тепло эпитафий, найти интонационно точные, глубокие слова и строки для выражения печали об ушедшем друге:
Ты, наверно, солнечным лучом
В ясный вечер трепетно, чуть свыше
Снова медью красишь окоём,
На трубе играешь и на крыше.
Книга Саши Ларуш «Уснувший ангел мой и…» в значительной мере отражает миропонимание духовно развитого русского человека, проникнута жаждой света и любовью, самопожертвованием и надеждой.
Только без Солнца – какое служение?
Как отразить, не заимствуя света,
Как осветится средь ночи планета,
Если отсутствует самосожжение?
«Когда умирают солнца – они гаснут, / Когда умирают люди – поют песни», – сказал в одном из своих редких пронзительных стихов Велимир Хлебников. Что же, сложу первую песню – вослед ушедшему из жизни поэту:
Трудно чувства читать между строк –
Потаённо-осенние знаки…
Жизнь угасла лампадой во мраке,
Но воскреснет в свой срок
Ароматом цветенья – сквозь дым,
Детским солнцем, из памяти стёртым,
Перекличкой не мёртвого с мёртвым,
А живого с живым.