Наталия ЖУРАВЛЁВА
(Санкт-Петербург)
|
Не такая
В школе звали её гордячкой,
Задавакой-аристократкой,
Пресловутой вороной белой,
Не пуская в свой серый круг:
Ведь она не любила жвачку,
Не курила «траву» украдкой
Пить и краситься не умела,
Никогда не носила брюк.
На скамейке шептались бабки
И судили своею властью,
Разбирая вину по пунктам,
Позабросив свои дела:
За её озорные шляпки
И за звон колец на запястье,
И за то, что не их маршрутом –
Мимо – поступью лёгкой шла.
«Ишь, какая!» – сочились ядом
Не дышавшие волей жрицы
И, очками ей вслед сверкая,
Рты сухие сжимали в нить.
А она, озаряя взглядом
Их кривые от злобы лица,
Непохожая, не такая,
Уходила вприпрыжку – жить.
Синий лёд
А сегодня на реке –
синий лёд,
Лучик солнечный к щеке
так и льнёт.
Свежий ветер и весна
на Неве,
Половинкою – луна
в синеве.
Восхитительно светла
и легка,
Засмущалась и ушла
в облака.
В свете солнечного дня
лик луны
Был подарком для меня
от весны!
Глупых мыслей в голове
хоровод…
А сегодня на Неве –
синий лёд!
Неизлечима
Я падала отчаянно во тьму
И думала: любовь неизлечима.
Но жизни суету и кутерьму
Не отменить… И вот скользнуло мимо
Измученного сердца и души
Похожее, желанное – во встречном,
И память без конца не ворошит
Страницы счастья, что казалось вечным,
И в радость мне осенних листьев бал,
Полёт снегов и шумный гвалт грачиный…
Но ты случайно номер мой набрал
И доказал: любовь неизлечима.
* * *
– У тебя с ним что? Ну, расскажи! –
И не верят в то, что я не знаю…
И меня обидчиво пронзают
Взгляды, словно острые ножи.
– У тебя с ним что?
– Да целый мир!
Дождь и снег, веселье и работа,
У меня с ним будни и суббота,
Без него мне белый свет не мил!
– У тебя с ним что?
– А с ним – рассвет,
Тихий стон, счастливая одышка…
Жаль, что у него со мной – интрижка,
Жаль, что ничего со мною – нет.
Противостояние
Качаюсь от отчаянья к надежде,
Из тьмы пустыни к светлым кущам сада,
И не приемлю ни на миг – хоть режьте! –
Себя – как мазо, а тебя – как садо…
Но отчего сильны, как буря, путы,
Крепки, как спирт, взаимные оковы?
И врозь – веками тянутся минуты,
А вместе – боль, и смех, и слёзы – снова…
О, если б не душе ту боль, а телу!
Во благо были б слёзы и страданья…
Но высшим силам нет до плоти дела,
И у любви – на душу притязанья.
И странны, и совсем необъяснимы
Слиянье душ, глубокий сон рассудка.
Измученное тело просит схимы…
Душа ведёт себя, как проститутка…
Мокрая картинка
Осень пала обильными росами,
Переполнился ливнями пруд.
Ивы мокрые простоволосые
До упавших небес достают.
Долго тянутся вниз, утомлённые,
К утонувшей холодной звезде…
Пряди длинные жёлто-зелёные
Ветер мочит в осенней воде.
Два одиночества
Он вновь пришёл сюда из-за неё.
Она вздохнула. Тихо села рядом.
Стонали чайки, вилось вороньё
Над старым голо-почерневшим садом.
Тоскливо стлался над кострами дым,
Гасил огня оранжевые блики.
То заметали осени следы:
Сжигали листьев сморщенные лики.
Тянулся долгий густо-серый чад,
Но горьких нот они не замечали:
Молчали рядом, как всегда молчат
В конце пути. Или… в его начале?
Уже давно она была одна –
Скиталась тенью прошлого забытой,
И он достиг своих страданий дна:
Один как перст – судьбой и жизнью битый.
Осенний храм двух одиноких душ
Развеял в них седые тучи мрака…
Седой старик ступал по ямкам луж.
Он шёл домой. И с ним – его собака.
Счастье
Много ли для счастья в жизни надо?
Взгляд любимых глаз и детский смех,
Лик луны над яблоневым садом,
Свет зари и мягкий белый снег.
Счастье – за столом сидеть с друзьями
И сидеть над лункою во льду,
Говорить «люблю» при жизни маме,
Руку дать попавшему в беду.
Дарит счастье дождь неторопливый
И подснежник первый голубой.
Каждый жизни миг – уже счастливый
Оттого, что дан тебе судьбой.
Поэтесса
А она – поэтесса,
обязательно курит,
носит ёжиком стрижку,
толстый шарф на пальто.
И на шуточки плебса
глаз презрительно щурит:
завела бы интрижку,
да не те и не то…
В литкафе – дым белёсый:
сигареты и кофе;
кто с надрывом, кто тише –
декаданс, ренессанс…
На стене – горбоносый
восхитительный профиль.
От пророческих виршей –
гипнотический транс.
В недрах памяти – свечи,
голос боли всё глуше…
И летит мимо слуха
слов чужих конфетти.
Круг пристрастий – очерчен,
круг спасательный – Пушкин…
Где бы взять силы духа,
чтобы встать – и уйти?
С гордым взглядом Эсфири
одиночества птица
искололась о взоры
равнодушных людей…
В гулком гроте квартиры –
тишина… Лишь узором
на стекле стынут лица
нерождённых детей.
Элегия
На небе – жгучая беззвёздность,
В душе – предчувствие конца.
Теряют одухотворённость
Черты увядшие лица.
Короче дни. Темнее ночи.
Дрожит неверная рука…
Но ты придёшь, обнимешь молча –
И сгинет чёрная тоска.
И снова небо станет звёздно,
С утра ворвётся свет в окно.
Страшиться жизни, право, поздно.
Страшиться вечности – смешно.
Разговор
Ну, расскажи, любимый, как ты там?
Сегодня – помнишь? – свадьбы нашей дата…
Я перестала счёт вести годам
С тех пор, как разлучили нас когда-то.
Что? Ты считаешь? Ровно шестьдесят?
Однако, мы с тобою мастодонты!
А знаешь, чаще стал гореть закат,
И вдруг придвинул кто-то горизонты…
А день так длинен… Бесконечна ночь.
Наш дом тоскует: в нём темно и пусто.
И мне всё снится, снится наша дочь:
На небесах без нас ей очень грустно…
Родной, ты плачешь… Плохо одному…
И мне в моей несладко богадельне.
Я одного, любимый, не пойму:
Зачем нам умирать с тобой отдельно?
На берегах одной большой реки
В домах для старых, сирых и несчастных,
Мы друг от друга так же далеки,
Как если б были на планетах разных…
Терпи, родимый… Скоро тихий клич
Двух ангелов-хранителей раздастся…
На Пасху испеку тебе кулич –
Ведь есть же в том Раю мука и яйца?!
* * *
Бубнит ручей в камнях устало,
Звенит бессонный хор цикад.
А в небесах улыбкой алой
Цветёт божественный закат.
Заворожённо смотрит ива,
Как, в тихой глади ясных вод
Купая сонный лик лениво,
Светило на покой идёт.
На смену дню спешит прохлада
Июльской ночи. В темноте
Давно заброшенного сада,
Раскрывшись в робкой красоте,
Цветы ночные наполняют
Благоуханием эфир…
И слёзы ангелы роняют
Росой пречистой в спящий мир.
