Татьяна СОФИНСКАЯ
(Санкт-Петербург)
В мире маленьких женщин
В мире маленьких женщин танцуют дожди,
Под припухшими веками – взгляд-ожидание.
Ты забыл принести к ней свои словари,
Чтоб понять наконец-то её лепетание.
Снова будешь шептать ей полуночный бред,
И ловить с придыханием капельки звуков,
И встречать на оливковой коже рассвет
Чередою рождений душевных недугов.
В мире маленьких женщин пионовый сад
Расточает пришельцам свои ароматы…
Но ушедший не сможет вернуться назад,
Безнадежности лет обречён навсегда ты…
Это крошечный мир не умершей любви,
В неизменности дней боли нет и печали…
Там пионовый сад весь в бутонах, но ты
В этот мир возвратиться сумеешь едва ли…
Сон об осени
Осенний царь Мидас ладонью жадной
Коснулся пыльной зелени листвы,
В безумье скоротечном беспощадном
Тлен тёмным золотом покрыл цветы…
Бледнеющие солнечные пятна
Не греют в отстранённости своей.
Пророчества, звучащие невнятно
Из шёпота дождей, всё злей и злей…
И всё случится поздно или рано –
Печаль на сердце снова вскроет рану
И пустота заполнит серый мир.
И он откупится ненужной данью,
И снег придёт непрошеный, нежданный,
Напомнив майский тающий жасмин…
* * *
Ещё не растрясла кошель свой золотой,
Ещё не изгнаны дождями птичьи стаи,
Но осень, точно нищенка простая,
Не смеет попроситься на постой…
И, словно в ноябре, в звенящей тишине
Я счёт веду шагам, отмеренным для эха…
И за спиной оставленная веха
Не кажется такой уж важной мне.
И странный тёмный груз, что я несу в себе,
Осенних стылых дней, роднящихся по праву, –
Я ограню и заключу в оправу,
Как оберег от ждущих нас небес…
И потеряюсь там, в прозрачной влажной мгле,
Где прячут деревá чернеющие ноги
И глянцевые светятся дороги…
Зима, зима… ты только снишься мне…
Бабочка…
О, бабочка, не спящая во мне,
Тесны тебе моей души высоты –
Любви нектар, её желаний соты
Остались где-то там… вдали… вовне.
Не смей засеивать моё нутро
Личинками надежды на былое!
Послушай, как светло у аналоя
Поёт забывший обо мне Пьеро…
И нет нужды блуждать в кромешной тьме
Отчаянья и разочарований…
Забвение – не худшая из маний,
Оно – как отражение зиме…
О, бабочка, я чувствую тебя!
Под кожей крылышки трепещут нежно…
Мы обе знаем – гибель неизбежна.
Прости, но мы уходим, не любя…
Способность любить отмирает…
Способность любить отмирает, как старая кожа,
И долго ещё симулирует, ластясь в морщинах.
И хочет душа воспарить, а вот – ах! – и не может…
И жизнь из мгновений становится длинной-предлинной.
А можно почувствовать взглядом нетрепетность сердца?
Эмоции? Это плацебо – их лепет ничтожен.
Добавив на чашечку кофе щепоточку перца,
Себя обмануть лихорадкой горячей не сможешь.
А если признать – не хватает душевного роста,
То помощь окажет методика специалиста?
Всё сложное в жизни, по сути, банально и просто,
Лишь нужно оценивать правильно степени риска.
Привыкну легко ощущать неспособность на чувство
И вкладывать пальцы в пустóты – сквозящие раны.
Пойти, отыскать что ли ложе безумца Прокруста?
Напрасно его посчитали жестоким и странным.
* * *
Я жду, почти устала ждать,
Когда начнут свой бег метели –
На небесах снега поспели,
Пришла пора их рассыпать.
В сквозящей горести лесов
Соборовался мир листами,
Тончайших веточек перстами
Качает маятник часов…
Благословенный белый снег,
Пади, укрой меня собою!
Я благости твоей не стою –
Ничтожно малый человек.
Забыта временем в толпе
Среди ушедших и живущих,
Подобна явственно растущей
Траве зелёной в ноябре…
* * *
Мне снится сон – как будто я вода…
Зеркальная вода на дне колодца.
И каждый день является звезда,
Чтобы глядеться в донное оконце…
Она на мне гадает на судьбу,
Загадывая отражений фанты,
И прыгает, как камушек, во тьму,
И ночи ждёт, блестя кусочком смальты…
И мой колодец – он мне не тюрьма –
Однажды будет переполнен мною,
И тёмной ночью тёмная вода
Прольётся в небо вместе со звездою.
Я распадусь на грозди пузырьков
И стану частью солнечного ветра…
И в множестве неведомых миров
Осяду каплями дождя и света…
Незримо и шуршаще
Незримо и шуршаще небосвод
На землю осыпает жемчуг вод.
Их собирает кропотливо осень,
Нанизывая капелек зерно
На кружевное леса полотно
И усики несобранных колосьев…
Вечерний дождь, упавший на закат,
Искрится красок перевоплощеньем…
Забывшись, зачарованно молчат
Ветра, пронизанные вод теченьем…
И я, как дождь, не сплю и жду рассвет.
Его прохладный заморозок ляжет
И превратит дождинок капли в снег
И паутину ледяных растяжек…
Люблю
Когда-то любила пить чай с бергамотом,
китайскую белую грушу в шампанском,
неправильных пчёл почерневшие соты,
читать старых книг безобложечных стансы.
Теперь же люблю одиночество, сумрак,
дожди и ветра, невозможность влюбиться,
и как снегопад в парке кружится хмуро,
скрывая людей, мне не ведомых, лица.
Люблю слушать голос усталый и нежный,
люблю видеть сны и глядеть прямо в небо.
И жаль, что нельзя быть такой же как прежде –
с диагнозом времени спорить нелепо.
* * *
Прозрачно-леденцовый Питер
Мерцает влажными огнями…
Его парадный белый китель
Растерзан смогом и дождями…
Запруженные переулки
Таят болотца тротуаров…
Метёлками размокших прутьев
Топорщатся дворов завалы…
Январь, привычно теплокровный,
Весны виденьем очарован –
Поёт капель, срываясь с кровли,
Над арки ветреной альковом…
* * *
Я видела, как горы рождают облака
Из молока парного родников.
Как тянутся за ветром туманов рукава,
И прячут в глубине обрывки снов…
И вьются, как дымы от множества костров,
И надувают пухлые бока,
Играя в отраженья лесов и городов
На глянце ярко-синего стекла…
Мне жаль, но всё прошло…
Мне жаль, но всё прошло… минуты усыхают,
Ссыпаются в года, не держатся в горсти…
А мысли и слова осенней птичьей стаей
Летят за горизонт, хоть впору им ползти…
И коль уж всё прошло, то, значит, будет легче –
Обычные дела среди мирских забот…
И рада бы всплакнуть,
И рада бы всплда только, к счастью, нечем…
Мне нужно просто жить хотя бы этот год…
И он пройдёт, увы… растает в поднебесье,
Растратив на дожди и сожаленья дни…
И я себя найду в чужой неспетой песне,
И буду вспоминать, как сладко видеть сны…
Мне жаль, но всё прошло…
Из мира мыльных пузырей
Такое хрупко-нежное ничто…
За шелковисто-радужной границей,
Не существуя, видится легко
То, что возможно, будет долго сниться.
Прекрасный мир, в котором лишь дитя
Посмеет и сумеет поселиться.
Как Ангелы, играя и шутя,
Рисуем сказки – в них любимых лица…
Но век у сказки срок имеет свой,
Ведь даже вечность может износиться.
И, сбросив кожу яркую, порой
Мы одеваем платьице из ситца…
И носим долго, в холода и зной,
Тот, ставший ветошью, наряд простой…