Андрей МАНИЧЕВ
(Санкт-Петербург)
|
Детский альбом: фотографии и записи
Утро. Марта предпоследний вторник.
Посмотри на белый свет, затворник.
Серо-синий взгляд, курносый носик,
длинные – к волосику волосик.
И на правой ножке у лодыжки
пятнышка два красных у мальчишки.
На рубашке розы да сердечки.
Пирамидки яркие колечки.
Котик, попугайчик и слонёнок.
…А потом я вырос из пелёнок.
Вот куриный бог с огромной кружкой,
ладящий и с рябой, и с пеструшкой.
Мяч. Велосипед. В руках рогатка.
Новая походка и повадка.
Пять лучей на лацкане застыли.
И листы без прорезей, пустые.
Выцветших чернил сухие сколы.
Были буквы, а теперь – глаголы.
* * *
Не в одиннадцать – без пяти
Закрывается ветроград.
Опоздали, как ни крути.
Горек пятничный виноград…
Стрекоза на левом плече,
Лука детского рукоять.
Огонёк подносишь к свече –
Чуть светлее, минут на пять…
* * *
…Жизнь окупилась не плакатным
росистым раем семицветным, –
а ночью зимней, днём закатным,
последним встречным неприветным.
Смерть оказалась не победой
над шелестеньем известковым, –
а карандашною пометой,
забытым листиком кленовым…
* * *
Ладонь и яблоко – одно.
Земля и дождь – одно.
И ножевое полотно
И плоть – одно.
Памяти Николая
1
Пустота окружает –
крапивой на стылом ветру,
заболоченным руслом,
заоблачным замком неверным,
назасеянным полем…
Я тоже когда-то умру,
и душа не вернётся
к заботам плотяным и бренным.
Дотерпи не пенять
ни судьбе в тесном мокром пальто,
ни гадалке, берущей
серебряной мелкой монетой,
ни листкам календарным,
похожим на клетки лото…
Немота подступает
томящею смертною метой.
2
Не нарушат тихие ветра
блёсткое колючее убранство.
Между нами пролегла черта
шириною в здешнее пространство.
Между нами – мёрзлая земля,
гулкий купол видимого неба.
…Самое начало января.
Стопка водки над кусочком хлеба.
Падение
Судные числа хрипят
и прорывают бумагу.
Вниз головою распят,
в оторопь гордому магу,
падаешь вверх – и летишь
над пустотою огромной –
так обретается тишь
вечной работы надомной.
* * *
И молвил Господь: «Никогда, никогда
Тебя не омоет земная вода.
Тебя не обнимет чужая беда».
И ты кричал: «Да!»
И молвил Господь: «Сколько зим, сколько лет.
Тебе не увидеть закат и рассвет.
Пусть очи твои не крадут белый свет».
И ты шептал: «Нет…»
И молвил Господь: «Аз – Начало Начал.
Есть море и суша, корабль и причал.
Кустарник молился, чтоб Голос звучал».
И я замолчал.
Ночи свысока
На длинном поводке,
С хозяином в ладу,
На световом витке
В предбудущем году…
Шуршит пустой эфир,
Как сытенькая мышь.
Крупитчатый пунктир
Летит на скаты крыш.
Парад чужих планет.
Простейших разговор.
Господь берёт ланцет,
Адам крадёт топор.
…На каторжной заре
Ударится об лёд –
И муха в янтаре
Копеечку найдёт.
Титры
Слабеет свеча на рассвете,
Вот-вот постоялец уснёт…
Открытая дата в билете.
Кровь плачет, а тело несёт.
По синему царству эфира*
Плывут и плывут имена –
Старуха с пакетом кефира,
Бродяга с бутылкой вина…
____________
* Строка из стихотворения Георгия Иванова.
* * *
Минеральный, мясной, одинокий,
Поднебесный, бездонный, смешной –
Составляешь последние строки
И стоишь над последней душой.
Ничего тебе, брáтка, не надо –
Ни надежды, на дома, ни слёз,
Ни морошки, ни друга, ни Града, –
Ты же понял, что всё не всерьёз.
* * *
Копошатся столетия в звёздной трухе,
И сверкают серёжки на мёртвой ольхе
Зимней зорькой морозной.
И кромешное крошево северных ран
Насыпает задёшево полный стакан
Верной крови венозной.
Красной глине приснилось, что смерти кристалл –
Золотая вода тем, кто пить перестал,
Тем, кто живы по горло.
Высота пустоты, гробовая блесна
Возвращают из синего зимнего сна –
И колотится коло…
* * *
В птичьем тамбуре горбится снег.
Голубиные крылья круглы.
Уходи, дорогой человек,
Видишь – смерть подметает углы.
Просто слишком уж сильно болит.
Уходи, друг, пока ни при чём.
Над картинкою мира стоит
Нижний бог с именным кирпичом.
* * *
Давно исключённый из правил,
Живу, как быльё на юру, –
Вчера запятую поставил,
Сегодня её уберу.
Но все закорючки, крючочки
С подённой мольбой об одном:
Венчальном пришествии точки,
Где мама, и солнце, и дом.
* * *
Обносился Иуда,
Хмур и с братией груб.
Проступила простуда
В уголках пыльных губ.
Даже солнце обрыдло
От бессонных ночей.
Вороватое быдло…
Не зевай, казначей.
– О, доколе же, ребе,
По сараям с казной,
Всё о рыбе да хлебе?..
– До корзины седьмой.
* * *
Дурной, ненужный, долгий сон…
Мне снится «я» во мне.
Молчит, одетая в виссон,
Черёмуха в окне.
Горит земля, летят миры,
Взрывается струна.
Мне снятся правила игры,
Чужая сторона…
Слепая девочка с косой,
Черёмуха в окне…
Душе бродить – смешной, босой –
В закатном долгом сне.
* * *
У воды дождевой, у сирени,
у земли сорока островов
попроси молодого горенья,
быстрой крови, серебряных слов.
Попроси о великой победе,
строгой азбуке с буквою «ять»,
долгом вздохе, божественном бреде…
Попроси дотерпеть, достоять.
Но проходит пустая забота,
тень струится над левым плечом.
Отражается в зеркале кто-то
и не просит уже ни о чём.
