Владимир КИРИЛЛОВ
(Санкт-Петербург)
|
Тень
Каждый вечер, как только сгущаются тени,
Я спускаюсь к камину и с чашкой в руке
Размышляю о том, что я должен был сделать,
Но не сделал: забыл, не сумел, не успел.
Лёгкий сумрак, и кофе густой и горячий,
За окном мрачный лес неприступной стеной,
На двери амулет, приносящий удачу
И хранящий мой призрачный зыбкий покой.
Я снимаю очки, к полутьме привыкая,
Расплываются в рамках сюжеты картин.
А на краешке стула сидит, неприкаян,
Чуть сутулясь, знакомый лишь мне господин.
Это тень, что является вечно без спроса,
Беспардонно врываясь в налаженный быт,
Наглый прищур, прилипла к губе папироса,
Но без шерсти, без вил, без рогов и копыт.
Мы молчим, уступая друг другу дорогу,
Только глупый торопится сразу сказать.
На дуэли лишь выстрел, и то – это много,
Если выпало первым другому стрелять.
Нам спешить не резон, мы остались чужими.
Только тень всё пытается мне доказать,
Что мы плохо любили и мало дружили,
Что за слабость придётся ответить опять,
Что ни совесть, ни честь завещать по наследству
Никому в этом мире пока не дано,
Что за наши победы обязаны детству,
А ошибки негоже валить на вино.
Хватит. Хватит! Нельзя же так пошло и грубо
Рассуждать о привычных как воздух вещах!
Но улыбка лишь тронет незримые губы,
И просыплется пепел на складки плаща.
Тень поднимет сухую артрозную руку,
Мол, довольно, зачем по-пустому шуметь?
На мгновенье в гостиной ни света, ни звука,
Будто стёкол коснулась мелькнувшая смерть.
С ровным треском камин пожирает поленья.
Возле зеркала, горбясь, стою я один.
Никогда не смогу примириться я с тенью,
Так кому же, смутившись, шепчу: «Приходи!»?
Петербург
На перепутье стужи и болота,
Там, где зажата строгая река,
Даруется безвременная квота
Авантюристам, иже дуракам.
Здесь жить могли чухна или ижора,
Ещё, быть может, стаи комаров.
Но русский царь – пройдоха и обжора –
Решил в Европу прорубить окно.
Хотя, скорее, прокопать канаву,
Согнав со всей России крепостных.
Он разделил проклятие и славу,
На вздыбившейся лошади застыв.
Но словно из волшебной глупой сказки,
Где выпущен неутомимый джинн,
Соединив гармонию и краски,
Раскинул кости город-исполин.
* * *
Где Вечный Жид достанет вечного покоя,
Где ниспадёт на менестрелей благодать?
Король был наг, но в платье строгого покроя
Его тем паче перестанут уважать.
И только семь чудес для света крайне мало.
Шестое чувство трезвым – недоступный дар.
Любовь не может быть подобием товара,
Но совесть в мире самый ходовой товар.
Грешно доить тельца, хотя и золотого,
За смыслом уходить за тридевять земель.
Лишь раз лишаются родительского крова,
А в искушеньях жалких неповинен Змей.
* * *
Когда-нибудь ведь кончатся слова:
И сразу говорить и не с кем, и без толку,
И будет не внизу, так над тобой расти трава,
И твой портрет украсить сможет чью-то полку.
Когда-нибудь ведь кончится весна:
И клином улетят на крайний север птицы,
Природа снова, вроде пробуждаясь ото сна,
Начнёт зевать, и ныть, и к осени стелиться.
Когда-нибудь ведь кончится завет:
И выплеснут с ребёнком вместе в яму чувства,
И если всё же не сойдётся клином белый свет,
То станет холодно, и сумрачно, и пусто.
Memento mori
В руках синица плачет
И рвётся в облака.
Изменница удача
Наткнулась на рога.
Её трясёт, как тряпку,
В кровавой пене бык.
В Багдаде всё в порядке,
Он ко всему привык.
Пускай журавль в небе,
Он – символ, он – мечта.
Подумаем о хлебе
И зрелищах пока.
Заговорит, поверьте,
Когда-нибудь ишак.
Но помните о смерти
И с ней сверяйте шаг.
* * *
Плетут туманы паутину,
Трава поникла под росой,
Пастух нетрезвый и босой
На поле сонную скотину
Пытается загнать лениво,
Стреножен хромоногий конь,
Не часто грубая ладонь
Касалась спутавшейся гривы,
Грызёт штакетник пёс игривый,
Козёл забрался в огород,
И скромно посреди забот
Цветут проснувшиеся сливы.
* * *
Туда, стирая все границы,
Забросив за спину терпенье,
Идут поститься, и молиться,
И прикоснуться к откровенью,
Пройдя хрустящую пустыню,
Омывшись в худосочных водах,
Почтить Отца, который Сыну
Два раза помогал при родах,
Склониться в сказочной пещере,
Петляя, вознестись к Голгофе,
И укрепиться в слабой вере,
Завидев горбоносый профиль.
* * *
Любовь не может властвовать планетой,
Меняясь, словно блики на стене,
Бывает не длиннее сигареты
И тонет в неразбавленном вине.
И если вы сподобились влюбиться,
То отдавать должны себе отчёт:
Любовь, как Янус, изменяет лица
И, как вода, обратно не течёт.
Вы убедитесь очень скоро в этом
И скажете ещё спасибо мне.
Любовь не может властвовать планетой,
Но за её пределами – вполне.
* * *
Тяжёлый сон, верней, борьба со сном,
Когда от правды никуда не деться.
И грустно мне, и мысли о былом
Иголками опять тиранят сердце.
Что видел я, с кем в жизни близок был,
Что смог узнать об истине и тайне,
На что истратил первозданный пыл,
И почему опять остался крайним?
Рождение причудливых химер,
Глубокое неровное дыханье
И музыка семи небесных сфер,
Как покаянье или наказанье.
* * *
Когда лишь раз по Виа Долороса
Доставишь в муках неподъёмный крест,
Жизнь удалась без шуток и вопросов,
Пускай ты даже одинок как перст.
Когда же на Голгофу ежедневно
Влачу свой крест, стирая ноги в кровь,
Толпа смеётся праведно и гневно,
И каждый раз я умираю вновь.
* * *
Здесь в землю вгрызаться удобно зубами,
Здесь жарки бывают лишь баба да печь,
Здесь праздные мысли при встрече с волками:
А хватит ли воли, чтоб силы сберечь.
Здесь каждая пядь заменяет полмира
И к каждой душе подбирают свой ключ,
Здесь звонкая песня, печальная лира,
Здесь солнце запуталось в графике туч.
* * *
Уходя – уходи,
А прощаясь – прощай.
И от жизни не жди
Мелких денег на чай.
Раздавая, не лги,
Получая, не плачь.
Калачом не мани,
Не обманет калач.
* * *
…И вкусно есть, и сладко спать,
И пить вино хмельное…
Зачем при этом воевать
Под неприступной Троей?
* * *
Ружьё способно выстрелить в антракте,
Весь акт вися без пользы на стене,
Оно опять напоминает мне,
Что стоит чаще проявлять характер.
* * *
Мы мифам верим больше, чем рассудку,
Мы любим только то, что в силах полюбить,
Мы ценим миг, не замечаем сутки
И философствуя, пока теряем нить.
* * *
Разве может быть светлой печаль?
Что развеет тоску или грусть?
Получаем от жизни на чай –
И довольно, и ладно, и пусть.
* * *
Пришла желанная пора:
Оковы рухнули, у входа
Стоит нетрезвая Свобода,
А меч засунут под дрова.
* * *
В России мало тех, кто грезит,
Кто презирает медный грош.
Все знали русского медведя,
Теперь на скунса он похож.
