Дмитрий Николаевич Киршин

писатель, учёный, общественный деятель

25 января 2012 года.

Заседание № 227 секции поэзии РМСП в концертном зале Санкт-Петербургского Мемориального музея-квартиры Н.А. Римского-Корсакова.

Ведущий заседания – Д.Н. Киршин.
Присутствовало 66 человек.

В обсуждении творчества Татьяны Игнатьевой приняли участие члены РМСП Анатолий Мохорев, Марина Ермошкина, Сергей Волгин, Диана Радес, Ольга Сафарова, Валентина Федорова, Ирина Богородицкая, Лора Кутузова, Елена Покровская, Вера Соловьёва, Лидия Соловей, Евгений Раевский, Дмитрий Киршин, 2 гостя секции поэзии, всего – 15 человек.

Татьяна ИГНАТЬЕВА
(Ленинградская обл.)


*  *  *

Расскажи, Гамаюн, как рождается око зари,
Как под тёплою корочкой дремлет зелёный росток.
Где зимуют кукушки, где летом живут снегири.
Как узнают они неизбежного странствия срок?

Расскажи мне, Пресветлого Ирия вещий певун,
Отчего наше сердце вдали от священной страны,
Вечно слыша мелодию вышних серебряных струн,
Разорваться готово от неистребимой вины?

Осень выстудит небо, и ягоды лягут в ладонь,
Улетят журавли, задождит по полям ввечеру.
Но согреет озябшую душу домашний огонь,
И заблудшую душу потянет к живому костру.

Расскажи, Гамаюн – будет долгой-предолгой зима –
Как родимся мы сызнова после тяжёлых годин,
Только в памяти тлеющим жаром – тюрьма да сума,
Только сердце с мелодией вечной один на один…

*  *  *

Расправляя ворсинки замёрзших холстин,
Всё прядёт и прядёт свою нить золотую
Нулевой шелкопряд зимотканных картин,
Уводя нас в подлунную ночь вековую.

По извилистым снам кружевных виражей,
По метельным отдушинам в талых объятьях
Всё ползёт до небесных седьмых этажей,
Всё готовит зиме её новые платья.

А она, выбирая меха и шелка,
Расцветает алмазами моде в угоду.
И в сочельник задремлет уставший слегка
Нулевой шелкопряд уходящего года.

Расправляя ворсинки замёрзших холстин,
Осторожно укроет зима его кокон.
И останется след его снежных картин
У мигающих ёлками праздничных окон.

*  *  *

Что же вы, мои Сирин и Алконост,
Не поёте, не рвёте звенящих струн!
Заплетает косицы летящий мост,
Что из звёздно-кристальных янтарных рун.

По нему я пойду в тишине одна.
Даже вы не взлетите за мною вслед.
Три крыла на двоих – эта мера сна
За тягучую бездну туманных лет.

Встрепенитесь, взметнитесь, сорвите сны
Звуком горького сердца и сладких слов!
То печалью, то радостью тишины
Пусть сияет дорога моя в любовь.

*  *  *

Слышишь, милый, к нам опять стучится осень.
Не ходи за ней, она шутница злая.
Мягко стелет, только как спалось – не спросит.
Золотыми погремушками играя,

Колыбельную начнёт – слова забудет.
И пойди-пойми, с какой такой корысти
Перепутает все праздники и будни,
Улетит за тридевять полночных жизней.

А тебе придётся вновь бежать за нею,
Восхищаться красотой на пике смерти.
Я ведь тоже обожаю ворожею,
Только горько разрывать твои конверты…

Утепляться – ни желанья, ни уменья.
Переспели без тебя у окон вишни.
Не готовлю даже банки для варенья…
Зимовать поврозь мы будем, так уж вышло.

*  *  *

Собаки лают – караван идёт.
Идёт, не зная устали в дороге.
Из века в век о том, из года в год,
Из уст в уста молчат сурово Боги.

Ни ветры, ни рассветы, ни пески,
Ни слёзы звёзд прозрачными ночами
Не исцеляют сердце от тоски,
Что колыбелью вечно нас качает.

Великий труд, великий долгий путь,
Шагами человеческими смерен,
Нас выведет с тобой когда-нибудь
К родной не запирающейся двери.

В бураны, зной, в колючий ветра лёд
Твердим молитву бледными губами.
Собаки лают – караван идёт.
И Ангелы ступают между нами.

*  *  *

Привстав на цыпочки, смотрю я из окна.
Там сад под снегом сиротливый, долговязый.
Стекает вечер по щекам берёз и вязов,
Дрожит ветвистым кашемиром бузина.

Часы пробили ровно шесть не торопясь.
Мне тоже шесть, и я шепчу об этом кошке.
На замороженном стекле моя ладошка,
И января блестит узорчатая вязь.

Зачем же мир такой холодный и немой!
Сама себя я утешаю и не верю.
Взгляну с надеждою на запертые двери
И вновь вздыхаю – вот и час пошёл седьмой.

Щемит сердечко, и слеза уже вот-вот
Готова брызнуть… но недолго горе длится –
Улыбкой светятся вокруг родные лица.
И я кричу, что я не видела их год!

Пробило восемь, и расплылся мир в тепле.
Сад за окном всё норовит куда-то деться.
Но остаётся навсегда, как след из детства,
Моя подтёкшая ладошка на стекле.

*  *  *

Три светлых капли на ладонь.
А сердце рвётся добровольно
В преображающий огонь –
Аз Бога Ведаю… но больно.

Аз – белый коршун, алый снег.
Истоки – сумрачные слоги.
И давит плечи оберег,
И не кончаются дороги.

Бог – исчезающая высь.
Поют ли, плачут ли рассветы.
В его руках свечой зажглись
Необъяснимые ответы.

И Ведаю – не зная как,
Но видя сердцем и сгорая.
Ни смерть, ни рана и ни знак –
Ключ от покинутого рая.

Боль сердца – слишком щедрый дар.
А без неё – ну, что я значу!
И вновь в груди моей пожар.
Аз Бога Ведаю…и плачу.

*  *  *

В небытии былая боль и грусть.
А новое – ещё с превысшей болью.
Но сердца жар клокочет своевольем:
Пусть содраны колени, локти – пусть!

Как будто – в мир – по родовым путям,
Отринув лоскуты отжившей кожи.
Их за собой тащить – себе дороже,
Долой! Утёнок гадкий – к лебедям!

Но нет, опять безмолвие… Исток
Уже в тебе, могуществен и светел…
И на лету срывает вольный ветер
Остаток сладких слёз с холодных щёк.

*  *  *

Замирает ветер
К вечеру ненужный,
По-над крышей дышат
Дымом облака.
К травам ближе нижет
Нитку бус жемчужных
Жимолости нежной
Тонкая рука.
Зачастит, забрызжет
На Купалу дождик,
Соберёт слезинки
Про запас вьюнок.
Поплывёт по рекам
Облачный творожник,
Из Иван-да-Марьи
Унося венок.
А под утро синим
Сонным душным паром
Заклубится нега
В тони летних лет.
Золотым туманом
Солнечной опары
Будет полнить небо
Изумрудный цвет.
Распахнутся миру
Лиственные взоры,
Растревожит душу
Пересмешник хмель.
Папоротник выткет
Терпкие узоры,
Занавесив в чаще
Тайную купель.

*  *  *

Дао быть женщиной.
Необъяснимо –
Плачут ли дети, янтарные слёзы
Мёртвых русалок ли, в сердце заноза
Призрачной жизни, и сказки всё мимо.
Дао быть женщиной.
Неотвратимо –
Вновь просыпаться бескрылою птицей.
Годы, что дни – на ладони седмицей.
В небе растаявший взгляд пилигрима.
Дао быть женщиной.
Неповторимо –
Ангельским светом принять омовенье,
Вишня багровая – стихотворенье
Каплей у губ проступает незримо.
Дао быть женщиной.
Неоспоримо –
Первой, единственной в сонмище судеб.
Ты искупившая, он неподсуден.
Боль нерождённого сына терпима.
Дао быть женщиной.
Невыносимо.

*  *  *

Где тот стеклодув, что забросил своё ремесло?
В корзину отправил талант и – с сачком на природу.
«Не выживет – жаль…», чтобы эти, смотрящие в воду,
Язык прикусили однажды, – без них тяжело.

Под собственной тенью – себя же пугающий тать.
По стенам холодным и скользким ладони блуждают.
В запаянном шаре сферический мир ограждаем
От бед и ненастья, но так невозможно дышать!

Спасительный остров, ковчег или просто тюрьма.
Ни воздух, ни звук, ни волненье, ни горе, ни радость –
Не ждут за углом – отшлифована вся угловатость.
Но негде приткнуться, когда на душе кутерьма.

Блуждают по кругу следами застывших пальмир
Обрывки фантазий и памяти стёртое эхо.
Ни крик, ни мольба не имеют, конечно, успеха…
Прости, стеклодув, только я разобью этот мир!

Публикуется по буклету: «Заседание № 227 секции поэзии РМСП. Татьяна Игнатьева. СПб., 2012». Составление и компьютерное оформление буклета – Д.Н. Киршин

Заседание № 226 <Все заседания> Заседание № 228