Надежда ОРАЕВСКАЯ
(Санкт-Петербург)
Уедем к лужским берегам
И снова полетел на землю пух.
Шиповник запах лета источает.
День в городе безоблачен и сух,
И клён июньский листьями качает.
Давай уедем к лужским берегам,
Где в медоносах жёлтых деревеньки,
Где тишь степенно бродит по лугам,
Грустят купален влажные ступеньки.
Там, в Луге, шоколадная вода,
Там аисты нарушили границу,
И мы с тобой запомним навсегда
Спокойную, непуганую птицу.
И вальс ультрамариновых стрекоз
Мы будем наблюдать с тобой украдкой.
Ночь белая, белее белых роз,
Зависнет над оранжевой палаткой.
Уедем, друг, за тридевять земель:
Нас очарует солнечная смальта,
Нам головы закружит сладкий хмель
Вдали от раскалённого асфальта.
Над лилией звенящее весло
Задержится, опустится на воду.
А в городе сегодня замело
Июньским пухом.
Июньским пухом.Едем на природу.
* * *
Опять гляжу на марево небес,
Что прячет сотни радужных чудес,
И Млечный Путь, и трепет облаков,
Мерцание ушедших ввысь веков.
Пожалуй, небо, только ты одно
Для осознанья счастья мне дано.
Люблю тебя любым, любым, любым:
Белёсым, синим, серым, голубым…
О, небо, ты – гармония сама.
На смену дню идёт ночная тьма,
Дарящая возможность видеть сны,
Мечтать в покоях звёздной тишины.
Светло ли, разноцветно ли, темно –
Над Миром вечно Божье полотно.
* * *
Про истину спросили мудреца.
– На первый взгляд, нет истинам конца.
Кучкуются. И те, и те, и те
Уверены в безгрешной правоте.
Одну лишь гонят. Гонят с глаз долой
И заметают след её метлой,
Гогочут, захмелев, как от вина.
А истинная истина – она.
Старый граф
Граф, сутулясь, сидит над колодою карт –
Он берёт по одной из колоды.
Ветви снова в снегу, а за окнами март,
Постоянства не жди от погоды.
Вот и старость пришла, постоянство – в дому,
Отшумели балы, отшумели.
Старый граф овдовел, и ему одному
Дама треф подмигнёт из метели.
А червонный валет – сын, почивший давно;
Он геройски погиб от картечи.
Загорчило в графине у графа вино,
Догорают в подсвечниках свечи.
Тает память, как вешние тают снега.
Растопить бы камин – ломит спину.
Под подушкой у графа графини серьга,
Грусть томит по супруге и сыну.
Бьют часы мелодично в положенный час,
Дремлет зеркало в бронзовой раме.
Разрыдался старик, головою затряс –
Вновь графиня привиделась в даме…
Ветви снова в снегу, а за окнами март,
Постоянства не жди от погоды…
Умер граф. Остывала рука возле карт.
Выпал… вышел король из колоды.
* * *
А в сосну влюблён шиповник.
Он приземистый, он – скромник.
Ей с огромной высоты
Не видны его цветы.
И тогда траву и камни
Покрывает лепестками
Куст, поблекший и унылый…
А трава вздыхает: «Милый».
* * *
И чай остыл, и в комнате темно.
Как тень брожу, не замечая сора.
Всё поправимо: вымою окно,
Оставит нас непрошенная ссора.
Кто виноват? Давай допустим: я.
Ты станешь убеждать меня в обратном –
И правота безгрешная моя
В тот вечер утвердится троекратно.
Прощу тебя, и ты меня простишь –
Так просто разрешить вопрос вселенский.
Нарушат ссоры тягостную тишь
Два голоса любви: мужской и женский.
Холодная любовь
Неуловимей нынешнего лета
Твоя любовь: чуть выглянет – и глядь,
Уже не солнце, не источник света;
Незримая, холодная опять.
Дождлива речь, слезлива, монотонна,
И жесты ни о чём не говорят.
К нелету терпеливо благосклонна
Я почему-то много лет подряд.
Когда недружелюбием встречаешь,
Тревожит мысль: «А что же впереди?»
Взгляд ускользает, будто отвечаешь:
– Дожди… дожди… дожди… дожди… дожди…
* * *
Королеву покинул неверный король,
А она и не ведала гнева,
Только вся охладела. И жгучую боль
Превратила в снега королева.
Да, прекрасны снега, но руками не тронь.
Посмотрел на пейзаж – и довольно.
У того, кто дотронется, стынет ладонь,
Сердцу станет от холода больно.
В жизни женщин случается эта зима.
Не смотри ни назад, ни налево –
Будет новый король от тебя без ума.
Только помни, что ты – королева.
* * *
Бокал из тонкого стекла
Стоял на краешке стола.
Вот так рискованно бокал
К себе вниманье привлекал,
И нарочито, и хитро.
• • • • • • • • • • • • • • • • • • •
Осколки бросили в ведро.
Бокалы, те, что за стеклом,
Друг другу шепчут: «Поделом!»
Вечное слиянье
Подсмотрел художник втихаря
Из кустов раскидистой сирени,
Как в саду при свете фонаря
Замерли, обнявшись, чьи-то тени.
Он сюжет нанёс на полотно,
Облачил в чудесное сиянье…
Тени разошлись давным-давно,
А в картине – вечное слиянье.
Любовный четырёхугольник
Их свадьба прошла чудесно,
Как в старом немом кино.
Не скучно вдвоём, не тесно,
И оба довольны… но!
Он думал о той, далёкой,
Красивой, что страстью жгла.
И память о кареокой
Под сердцем его жила.
Он ел на обед котлеты
И пил перед сном кефир,
В трамвае читал газеты –
Статьи про войну и мир.
Супругу звал мило: Зая.
Но всё-таки раз в году
В Крыму отрывался, зная,
Что будет гореть в аду.
• • • • • • • • • • • • • • • • • • •
Муж – с юга.
В сметане рыбку
Жена подаёт бойчей
И прячет в ладонь улыбку –
След грешных семи ночей.
Туман в городе
Всё фантастично, всё на грани…
Домов, дворцов, монастырей
Размыты контуры в тумане.
Лишь звёзды жёлтых фонарей
Горят рассеянно, не ярко.
В застывшем городе кружу…
Давно знакомая мне арка
Сейчас подобна миражу.
Пейзаж расплывчатый и бледный.
Туман, как белая канва:
Ещё не вышита Нева,
Ещё не вышит Всадник Медный.
Несмышлёная юность
Подаёшь ты ему полотенце…
Полудетская линия рта –
Ты наивна, как лепет младенца,
И сама, как ребёнок, чиста.
Растопила суровые льдины –
На груди его шёлковый лён.
А мужчина не прячет седины –
В несмышлёную юность влюблён.
Он забыл о жене и о внуке,
Что девчонке по возрасту брат.
Как тонки её белые руки.
Старый мачо неистово рад:
Вот удача! И ночью безлунной
Шепчет в нежное ушко слова.
И крадётся за девушкой юной
Любопытная кошка-молва.
* * *
Горько в мире или сладко,
Жив остался – повезло.
Параллельный мир – загадка.
Тут светло,
Там – пугающий нездешний
Свет, что тьмою мы зовём.
Угости меня черешней
Здесь, пока живём.