Борис ПОНОМАРЕНКО
(Санкт-Петербург)
|
Маргарите Львовне Брежневой
Я неспел, как зелёная груша,
Потому что не спел то, что мог,
То, что просто хотелось бы слушать.
Только мозга отравленный смог.
Сонмы самых красивых видений,
Трепыхаясь листом, из груди
Вырывались на крыльях сомнений,
Свято веря, что смысл впереди.
По карманам поспешно совали,
Как рубли, заклинания слов,
Словно глупый рыбак, раздавали
Свой убогий никчемный улов.
Расщепляя нейлоновость стали,
У случайной гитары в гостях,
Тихо пел я: приди, моя Дали,
Веря просто и просто простя.
Но когда на последнюю простынь
Кто-то бросит неяркий букет,
Ты прости меня, поздняя осень,
Подарившая благостный свет.
В. Субботину
Я живу у Орловских ворот,
Чуть облупленных, но величавых,
За воротами поворот –
То ли к радости, то ли к отчаянью.
И София, как АЙЯ-СОФИЯ,
Светится… По прошествии лет
Ладанкой на измученной вые
Охраняет меня амулет.
Измождённых решёток и стали
Стать, колонн не нахальный наклон,
Где же те, что и мне обещали
Изумрудом украшенный трон.
Отстранённость прогулки остудит,
А трава разве не изумруд?..
И, поверь, никого не осудит
Самый страшный и праведный суд.
* * *
Я не князь, ни даже мэр,
Я почти изгнанник –
То, что в книжках, например,
Называют: странник.
Я не знаю, как мне жить,
Но я точно знаю,
Как на людях не тужить,
Даже умирая.
Вы простите дурачка,
Он же ведь убогий,
Хоть не знает, что и как,
Но всегда в дороге.
На развилке всяк поймёт,
Куда надо ехать,
Ну а этот дурачок
Давится от смеха.
Где есть север и где юг –
Объяснит любой вам,
Ну а этот, как пентюх, –
Со своей любовью.
Разобьёт и бровь и лоб –
Ничего не скажет
И, как правильный холоп,
Улыбнётся даже.
Он обслужит вам кураж,
Отстранит заботы,
Он всегда и свой, и ваш,
До конца, до рвоты.
Развезёт по морде грязь,
Возразить не смея…
Но в душе он всё же князь,
Быть им не умея.
* * *
Прости меня, я был не очень верен,
Пусти меня в твой праведный острог.
Убийство слова вовсе не потеря,
А лишь страданья выверенный слог.
Смогу ли я поверить в состраданье,
Смоковницы полуистлевший плод,
Вмещающий и тлен, и мирозданье,
И искренность того, кто превозмог.
Смятенье душ – не повод для истерик,
На то они назначены судьбой
Мерилом непродуманных мистерий,
Беззвучно излучающих покой.
Пойми меня, ведь было очень скучно
Мне дух и тело в мире этом мучить.
* * *
Я прошу – не браните меня,
Я всего лишь хотел
Уходящего медленно дня
Обозначить предел.
Я прошу – не казните меня,
Казни жаждет лишь мразь,
Я хотел уходящего дня
Внять нетканую вязь.
Я прошу – не губите меня
Искривлённостью труб,
Лучше правда неяркого дня
И неискренность губ.
Я прошу – не будите меня…
Мне хотелось иметь –
Уходящего медленно дня
Так желанную смерть.
* * *
Была Латона – стала мелкой дрянью,
К которой простирал я невпопад
В пустых трудах изъязвленные длани,
Не требуя ни счастья, ни наград.
Гребли рабы, и радовались рыбы
Вдоль осмолённых в Аттике бортов
Пространствам недалёкого Магриба
И выдоху от сброшенных оков.
И капля пота – корм душе убитой –
Вдруг откликалась где-то на корме
Восторгу тоста уязвлённой свиты
И Цезарю подаренной строфе.
Но, одолев нечаянность причала,
На весь жарой измученный Магриб,
Нелепо споря с бездною молчания,
Кричали души окающих рыб.
* * *
Я иллюзий давно не строю,
Даже каясь, я не молю,
И болящей души настрою
Так, как прежде, уж не внемлю.
Не прошу и не отрицаю
Эту зыбкую твердь, где я
За далёкой звездой мерцающей
Рвался в поисках Бытия.
Потому ли, что сердце глупо,
Оттого ли, что разум прост,
Верил в Рок и, боясь разлуки,
Видел только шипы у роз.
* * *
Там, у кромки Кронийского моря,
И чисты, и просты,
Золотые июльские зори –
Как цветы,
Что бездумностью лёгкого золота,
Не подумавши, вспять,
Землю бледно-лазоревым пологом
Раскрывают опять.
И парчою нездешних течений
Обрекут
Тень неясно-воздушных сомнений,
Как Сизифа на труд.
* * *
Где по утрам колышется вода,
Как в дойнике парное молоко,
Я, никому не веря, не отдам
Свой выигрыш – субботнее лото.
И старостью истлевшей черепицы
Не оправдает небо – оно немо –
Страдание измученной волчицы,
Рождающей и Ромула и Рема.
Резвитесь, разные, о, как вы однозначны,
Радея за стареющую плоть,
Ловя, как луч, неверную удачу,
Которой имя – простенькая похоть.
Простите слов неясных череду,
Быть может, позже, но я к вам приду.
Россошь
(Сон из детства)
Мне ночами горько и обидно,
Вспоминаю нежно каждый раз
Клумбу, парк… сквозь ветви еле видный
Памятник и мой холодный класс.
Старых парт неровный иероглиф,
На стене – картина из войны,
Где радист, в окошке – дождь промозглый,
И солдата радужные сны.
С ними сон и мне – он, как подарок,
Входит тихо, бережно храня
Среди стылых петербургских арок…
Смех, саман и ржание коня.
* * *
Я, числа дней небрежно измеряя
Занудностью несчитанных минут,
Однажды вдруг пойму, что нету края
У тех, кто ждёт и верит в тех, кто ждут.
Растите поросль множеств и мечтаний,
Они – последняя ступенька на порог,
Где пряных трав средь лета сочетанье
Слагается в простой и стройный стог.
Дарите милость, ведь она от Бога,
И не судите, Мир и так к нам строг,
Спешите, не измерена дорога
Возможностью по ней ходивших ног.
Не пойте то, о чём не надо петь,
Ведь всё, о чём поём, в итоге – смерть.
Сергею Ильину
Когда косым платком заката
Цветастый день лицо укроет
И долгожданная прохлада
Вдруг станет стужею ночною,
Вы не жалейте, что бездарно
Растаяло со светом чистым,
Попробуйте звезды Полярной
Найти во тьме алмаз лучистый.
