Владимир СОТНИКОВ
(Санкт-Петербург)
|
Вид из портика на холме
Старого Петровского парка
Сквозь белый ряд колонн сочится синева,
Янтарный лунный свет на треснувших ступенях,
Кружится и шуршит кленовая листва
В пустынном зале, где гермес и тени.
Ночной экспресс по мосту громыхнёт;
Рыбак на лодке с острогой плывёт,
Прощупывая дно лучистой фарой.
То женский смех, то плач под звон гитары…
Костёр, костёр…
Над ним церквушка спит,
Река смолистыми чешуйками рябит,
А там, вдали, над сыростью полей
Тревожный ветер влажно шелестит
Листвой упрямой лопоухих тополей,
И яркая, как смерть, луна стоит
Над маленькой деревнею моей.
* * *
Какая яркая и полная луна!
Стволы берёз мерцают бледным воском.
Синюшная, беззвёздная страна –
В объятьях сна. И дело пахнет Босхом.
Лишь мой костёр рубиновою флейтой
Поёт и плачет, страсти выжигая.
Но что мы без страстей? И тишина такая, –
Завоешь, аки волк, и слёзы брызнут лейкой.
Поплачь, поплачь, наивный дурачок –
В краю детей и пьяниц сладко плакать.
Вон филин ухает, а вот сверлит сверчок,
И пасть разинул твой спортивный лапоть,
И деньги проиграл в проклятых автоматах –
Да мало ли есть поводов для слёз.
И нет житья! И быт – сплошной навоз!
И ты, Любовь, и ты скатилася до мата…
А, хватит ныть! – гори! – стреляй, костёр!
Сжигай гнильё, сочащееся гноем!
О жизнь моя! Мой огненный шатёр!
И твари Босха пляшут под луною.
Апрель. Попутный весенний ветер
Этот полёт на «финках»!
Этот хмельной южак!
Парус плаща раскину
И – только свист в ушах!
Солнце горит на льдинах,
Окунь пузатый в море,
А над морским простором –
Лебеди белым клином!
Над горизонтом остров
Зыблется и взлетает;
Рваной палатки остов
Крыльями машет стае…
Там, за обрывом тверди
Волны гуляют, смеясь!..
Мчись же по кромке смерти,
Жизнь моя, ласточка, – князь!
Ах, как поёт отважно
Ветру родня – душа!
И уж совсем не важно,
Где оборвётся шаг.
Сентябрь. Грибной сезон
«Чай не пил – какая сила?
Чай попил – совсем ослаб».
Чай попилНародная мудрость
Под огромной елью
На болотной гриве
Мы сидим и смотрим
На полночный ливень.
От объёмных взрывов
Землю аж трясёт!
Молния с шипеньем
Озеро сечёт.
А под елью сухо.
Наш ТВ-транзистор
Показал, как США
Взгрели террористы.
Президент наш, Вовик,
Симпатичный парень,
Штатам соболезнует.
Я сардельку жарю.
Светик мой устала
И во сне храпит.
Пёс при каждом взрыве
Вздрогнет и рычит.
Сразу за ветвями –
Дождь сплошной стеной.
Вылезает Белый
Прямо подо мной!..
Закипает чайник,
Шляпку подымая;
Хвороста подброшу –
И Ли Бо читаю.
Половодье
Держите столб! Уже река,
Свернувши мост, рванулась к морю,
Уже парные облака
Набухли синью, а в подворье,
Круша забор, вползает лёд –
Прощальный друг зимы-вакханки;
Курю «Памир», сушу портянки
И сетку ставлю в огород.
Летят к продмагу на моторке
Подвыпившие мужики,
И я пою, раскрывши створки
Сердечной ласки и тоски.
Крылечко солнцем припекает,
Котята фыркают на воду,
Светлана в ватнике читает
«Любовь графини на природе».
Соседи спьяну передрались,
По улице плывёт помойка,
И крыса рыжая забралась
На столб с плакатом: «Перестройка».
А на холме, где в кущах рая
Шансон и колокол поют,
Запоры замка изучает
Весёлый парень Робин Гуд.
* * *
«Ялта! Где цветёт золотой виноград…
Ялта! Где гитары по счастью звенят…»
Сезон прошёл… Ещё следы не смыло,
Ещё по-летнему клубятся облака,
Но пряный бриз, сквозя, к резным перилам
Уже приклеил жёлтый листик ивняка.
Напротив санатория в домишке,
Обросшем виноградом и плющом,
Спит женщина на раскладушке с книжкой,
И девочка мечтает ни о чём.
Выносят чемоданы под колонны,
Стирает пыль с «Икаруса» шофёр…
В панамах загорелые матроны
Ведут прощальный дамский разговор…
А море… дышит, яхту подымая,
Вплетая выдох в шелест кипарисов;
Сквозь виноградины вечерний луч сияет,
Рассыпав пыльные полоски по карнизу;
И девочка вздыхает, в конопушки
Ладони, словно крылья, погружая:
– Уедут – и опять противный дождь. Петрушка! –
Как я хочу туда! Куда все уезжают?
Петрушка, колпачок дурацкий свесив,
Смеётся. Он-то знает, оттого и весел.
Мечтай-мечтай… Нет лучшего на свете:
Дождь. Бархатный сезон. И грёзы эти.
* * *
Вот и кончилось лето,
Словно деньги в кармане.
На прощанье одеты
Разноцветною рванью,
И деревья, и люди,
И мечты прошуршат…
Ворохами иллюзий
Под ногами – душа.
Скоро в поле закружит
Голубая позёмка,
И запьём и затужим
В беспробудных потёмках,
А над синим перроном
Золотая плотвица
Поплывёт за вагоном,
За последним, в столицу…
И лишь маленький лыжник,
В ледяных рукавицах,
Будет прыгать, я вижу,
Над замерзшей криницей,
Над забором зубастым,
Над берёзкою голой,
Над бенгальскою астрой
За уснувшею школой,
И заплачешь, и снова
Запоёшь о любви,
Запорошенным словом
Пламенея в крови.
Декабрь. За налимом
Электричка проворчала и ушла,
Тихо падал снег на синь перрона,
Пьяная тропинка повела
Нас с собакой в снежный сумрак сонный.
Как люблю я первый этот миг!
Лес тревожный, бодрый снег хрустящий,
Пар дыхания, и лай, и крик:
– Рэй! Ко мне! И грусть луны сквозь чащу…
Вот и Ладога. О бездна дорогая! –
Здравствуй! И в ответ – ледовый треск!
Сосны иней на шоссе роняют,
Дом, забор и воздух – всё окрест
Искрами алмазными сверкает! –
Праздничный, предновогодний блеск.
В чём тут счастье, право, я не знаю:
Дом под звёздами, и Ладога, и лес…
Лишь тебя здесь не хватает, друг сердечный! –
Глупенькой, испорченной, беспечной.
Всё равно люблю и всё прощаю,
Злюсь, грожу, ругаюсь и… скучаю.
Но налим таранит эту страсть
Страстью. Ох, и порыбачим всласть!
Древний зов добытчика зовёт!
Где там блёсны?! Где мерёжи?! – Рэй, вперёд!
Рассвет у камышового озера
Там, где тропа прячется в мох
И разбегается,
Там, где лесной царствует бог, –
Всё начинается…
Знаешь ли ты, как муравей
К солнцу на ландыш влез?..
После дождя с хвойных бровей
Пар, и капель, и блеск.
А у костра, ноги скрестив,
Руки прижав к огню,
Мы напеваем чайный мотив,
Радуясь новому дню.
В розовых окнах стонет вода,
Бродит за кругом круг;
Бронзовый лещ, словно наждак,
Давит из самки икру.
Вот и взлетела, словно журавль,
Вытянув шею, Жизнь,
Вот и запела, словно вчера
Не было зла и лжи.
И с высоты, вольно дыша,
Влагу стряхнув с пера,
Ты ли, Психея, ты ли, душа,
Всем распахнулась ветрам!