Людмила МИТРОХИНА
(Санкт-Петербург)
|
* * *
Прибила жизнь к трамвайному кольцу.
Я не пойму – конец ли то, начало…
Трамвайный скрежет дёрнулся к лицу,
Знакомый звон разнёсся вдоль причала.
Дверь с грохотом сомкнулась за спиной,
Отрезав шлейф навязчивых печалей.
И все, с одной трамвайного судьбой,
По рельсам покатили мимо далей.
Кондуктора, как сотню лет назад –
Озябшие, с потухшими глазами,
И вялых лиц качающийся ряд
В путь провожают псы
В путь прос поджатыми хвостами.
Объяла пустота. Приник покой
К глазам усталым. Греются ладони
Слабеющим теплом и неземной
Мечтой далёкой, где луга и кони.
Под стук и лязг ржавеющих колёс,
По кругу номерному вечность мчалась,
Мелькали в окнах тысячи берёз,
Волной размеренно трамвай качало.
Опять кольцо. Знакомый поворот.
Я не пойму, куда ведёт дорога…
Мой голос слаб, и мозг мой изнемог,
И вечность кружит чайкой у порога.
* * *
Ах, милая, не прячьте руки,
Опухшие, словно от слёз, –
Не спрятать груду женской муки
В ложбинку талых грёз.
Не поджимайте их стыдливо,
Страдая за неловкий жест.
Прилипшая экзема зримо
Жжёт сердце мне – Вас жадно ест.
Всё ждут заезженные руки
С кольцом единственным в судьбе
Весну осеннюю и звуки,
Манящие забвеньем в тьме.
* * *
Всё временно. Лишь пустота
Ждёт вечно за углом.
Всё не моё – даже глаза,
Смотрящие в потом.
Мне просто дали подержать
Мой дом, луну, ветра.
И в вечность дали поиграть,
Застыв в глазах кота.
Мне разрешили постоять
В чужом саду до тьмы.
Потрогать небо, полетать,
Погладить все холмы.
И плыть в водовороте тел,
Скрутившись, как они,
В бездушном вихре серых дел
С ухмылкой сатаны.
Отнимут всё и насовсем,
Что выпало в пути.
Я руки разожму затем,
Чтоб в пустоту уйти.
* * *
Ах, молодость, прости за старость,
За изболевшее нытьё,
За жизнь, которая осталась
У ног твоих, как забытьё.
Прости за синяки печали
Вокруг глубоких, тусклых глаз –
В них ваши журавли кричали,
Врезаясь клином в жизнь не раз.
Прости за то, что мир усталый
С улыбкой Моны на устах
В страстях вас путает лукаво
На битых шахматных полях.
* * *
Мой сад бомжей, собак приблудных
У Тройки пьяных кутежей
Замкнул круг суеты безумной
Листвой моих осенних дней.
Воспоминанья шаг за шагом
Собачьей верною тропой
Опустошили душу ядом,
Обдав холодною тоской.
Как странно, что на всей планете
Роднее нету уголка…
Скребут лопаты на рассвете,
Со снов слетает шелуха.
Чужие лица, словно мебель,
Прожившая со мною век,
Сидят всё там же. Выпал жребий
Нам разделить закатность лет.
Под кроной вымершего сада,
В тисках потрескавшихся стен,
Я ощущаю радость ада,
Печаль грядущих перемен.
* * *
Ещё раз ты ко мне явилась, Осень.
Отметила рождение моё.
Как повелось, мне подарила проседь,
Чуть мудрости добавив в бытиё.
Ты стала ближе и роднее в очертаньях,
Всё время выбираешь тишину,
Чтоб память пробудить своим касаньем
И, словно карты, перебрать судьбу.
О прожитом моём не сожалеешь
И осыпаешь солнечным листом
Шаги мои в задумчивых аллеях
И сны из грёз под золотым дождём.
Не ворошишь, что больно, с упованьем
И не казнишь меня своим хлыстом,
А просто делишься со мной молчаньем,
Наполнив счастьем затихший дом.
Засохнут розы, вазы опустеют,
Слова густою мишурой слетят…
Останешься лишь Ты и то, что греет,
И всё, что мучает, когда простят.
Не торопись осыпаться листвою,
С Тобою мы ещё на полпути…
Я переполнена божественной тоскою
И жаждой жизни, смерти вопреки.
* * *
Ты стал чужой.
Всей чуждостью прозренья
Слепых, прожитых лишь на ощупь лет.
Как больно происходит исцеленье,
Как груб ворвавшийся в глаза мне свет.
Ты стал чужой.
И в зримом откровенье,
Соприкасаясь взглядом иль рукой,
Я вздрагиваю в тайном изумленье,
Что это было тридцать лет судьбой.
Ты стал чужой.
В касании случайном
Я обхожу тебя, как острые углы.
Чья-то рука или судьба в отчаянье
Забила дверь в мой дом, как в час войны.
Ты стал чужой.
В толпе тебя не вижу –
Иль я ослепла или ты угас?
Уж лучше б раньше
Уж лучше бположить тебя в могилу
И в скорби ждать, когда придёт мой час.
Ты стал чужой.
Но как избавить осень
С последнею парящею листвой
От зимних дней,
От памяти из сосен,
С весной, бурлящей сладкою тоской.
Потом…
Побудь со мной немного, сын.
Здесь холодно и одиноко,
Часы проходят мимо ока,
Гранита тяжелеет сплин…
Побудь со мной немного, сын.
Пусть запоздалое прозренье
Прорвётся через слепоту,
Жизнь – дьявольское наважденье,
Смерть разрывает пелену.
Ты говори. Я всё пойму.
Я рада каждой нашей встрече
И долго берегу следы,
Рябиной красной их примечу,
Не смоют ливни и дожди
Ни память, ни твои шаги.
Возьми с собой заветный томик
Живой, не тлеющей души
(Не будет ближе, не ищи),
Просто побудь со мною, сын,
Гранита тяжелеет сплин.
* * *
Я – женщина города мёртвых царей,
Гранита и мраморных ног,
Я – женщина города дикарей,
Революционных сапог.
Я – женщина хмурых домов взаперти,
Дворов проходных в никуда.
Я – женщина сумок и толчеи,
С мозолью больной навсегда.
Я – женщина ржавых трамвайных карет,
Кирпичных отравленных труб.
Я – женщина женщин, встающих чуть свет,
И недоцелованных губ.
Я – женщина всех заблуждений в пути,
Обманутых снов, острых слов.
Я – женщина с диким упорством в груди
И взглядом полуночных сов.
Я – женщина чада кухонной плиты,
Смердящей, как старый завод.
Я – женщина вовсе не вашей мечты,
Изнанка я – наоборот.
Я – женщина женщин с лицом изнутри,
С тенями прилипших забот.
Я – женщина женщин горящей души.
Мы – звёзды, а всё – небосвод.
