Дмитрий Николаевич Киршин

писатель, учёный, общественный деятель

10 марта 2003 года.

Заседание № 65 секции поэзии РМСП в концертном зале Санкт-Петербургского Государственного музея театрального и музыкального искусства.

Ведущий заседания – Д.Н. Киршин.
Присутствовало 39 человек.

В обсуждении творчества Петра Камчатого приняли участие члены РМСП Анатолий Назиров, Сергей Меньшиков, Лев Гутнер, Олимпиада Осколкова, Евгений Раевский, Ольга Нефёдова-Грунтова, Дмитрий Киршин, 5 гостей секции поэзии, всего – 12 человек.

Пётр КАМЧАТЫЙ
(Санкт-Петербург)


*  *  *

Зачёркиваем дни календаря,
А кто-то перечеркивает годы…
Жизнь у кого-то пролетает зря,
Нет дней хороших – мерзкая погода.
Всё среднее: уловы и тоска,
Любовь и ревность, радость и печали…

И сейнера, качаясь у мыска,
После циклона третий день скучали.

Случай

Поэту Владимиру Коянто

На Полтавщине с Коянто
Случай приключился.
По заявке стал шаманить
Чтобы дождь явился.

Председатель обещал:
– Колы нашаманишь,
Нову хату с гарной жинкой
Для себя ты справишь.

Бубна нету – не беда,
Нет и малахая,
По-корякски он запел,
Всех богов сзывая.

Как шаман, по крышке бьёт,
Дождик накликая,
Непонятное поёт,
Словно заклиная.

Полчаса он пел богам –
Хмару вдруг приметил.
И сказал: «То Кутха сам
В грозной туче едет!»

Ночь прошла в тяжёлом сне,
Встал, переживая…
Глядь в окно – увидел снег,
Белизной сверкает.

На дворе трещал мороз.
«Знать, перешаманил…»
И обидно, аж до слёз –
Хату проварганил.

Камчатка

Камчатка – траулер у пирса,
Навек прикованный кормой.
На материк порою злится
И рвётся в океан седой.

Но материк не отпускает
Свою красавицу к нему.
Камчатка лавы извергает,
А он ей шепчет:
«Ни к чему…

Зачем тебе седой, холодный,
Старик буянистый Нептун?
Да – он богатый и дородный,
Увы, теперь уже не юн!

А наши дети-крепышата
Онекотан и Шикотан…
Какие выросли ребята!
Детей ему я не отдам!»

Так и живут. Порою в мире,
А иногда, приревновав,
Вдруг разъярит Нептун Великий,
Но не по силам видно сплав.

Устав, и он угомонится,
Волной лаская лишь борта.
Камчатка, ты – его частица,
Материковая звезда.

Верность

Клянётся-божится
Божится-клянётся:
Из рейса навеки
К любимой вернётся.
И жизнь изначально,
Как речка весною,
Польётся бурливо
Огромной волною.
«Всё! Море заброшу!
Скорее на сушу,
Где вместе встречать нам
И солнце, и стужу…»
Но время спасает,
И, клятву наруша,
Он верен любимой,
И морю, и суше.

*  *  *

Пока что жизнь смеётся надо мной:
Живу я в долг.
А как мне жить иначе?..
И за волной волна идёт стеной,
А я – ещё надеюсь на удачу,
Надеюсь я: вот-вот настанет час –
Стихи не будут раздавать на сдачу.
Ну, а пока я пью за всех, за вас!
Тоскливо станет – я махну на дачу.

*  *  *

Я спешу на остров Радес
Под созвездие Любви!
Там, где ждёт моя отрада,
Где щебечут соловьи,
И машины ранним утром
Песнь любви нам пропоют,
И проложим мы маршруты
В мир из каменных кают.

Живо мне перо!

Пётр и дня прожить без дел
никогда не мог.
И сподвижники его не жалели ног.
Медленно идут дела только оттого,
Что с ленцою русич жил…
Но боясь ЕГО!..
Как «легко» Пётр вдохновлял,
звал на ратный труд,
Многих этим удивлял,
но – был слишком крут.
Сизый дым над ним вился…
За полночь.
Царя
Не узнать. Пётр исчеркал
семь листов не зря!
Поломалося перо.
Только всё же он,
Как поэт, порой в строку
тоже был влюблён.
Мысль свербила:
«Сей Указ должен быть везде! –
Пересилив немоту, царь вскричал:
– Эй, где!..
Как бояре спите там?..
Живо мне перо!..»
Пётр указ переписал.
На дворе бело…
Занималася заря.
Новый день настал.
Царь усталость ощутил
и в постель упал.

Предсмертное наставление

Ну, Алексашка,
ты – стервоза, плут!
Ну, неужель нельзя
без казнокрадства?
Затянет в омут –
и тогда твой труд
И за полушку
не признать сенатцам.
Не дай же, Боже,
мне покинуть мир,
Что станет с нашим детищем?..
Однако,
Ужель саксонский
ближе стал кумир?
И Ньютона слащавая бумага?
Ужель погрязнут русичи во лжи?
С тебя беря пример,
с тебя, мерзавца,
Распродадут за крохи рубежи
И станут из-за царства
насмерть драться?
Неужто сам себе ты нынче враг?
Не для вражды тебя
сейчас песочу.
Надёжу вижу!
Наш российский стяг
Ты должен удержать,
коль мне закроют очи.

*  *  *

Поэзия – это работа
До двадцать седьмого пота.
Поэзия – это страданья
И вечные опозданья:
На работу, свиданья, на встречи,
И вдогонку ворчливые речи…
Поэзия – это зараза,
Которую сбросишь не сразу.
И всё-таки это работа
До двадцать седьмого пота.

Вытегорье

Я брожу по Вытегорью
Там, где прадеды мои
Жили, строили с любовью
И дома, и корабли.
Уходили молодыми
Не за тридевять земель –
В Петербург, где и поныне
Крутит вещая метель.
И не зря сказал: «Служили… –
Мой прапрадед в майский день, –
Всё – Царю и Божьей силе.
Вы ж безбожники теперь!..»
И не смел мой дед перечить,
Прав и смел седой старик.

Под иконой старой свечи
Освещали Божий лик.

Чужак

Город мой, я для тебя – чужак.
Мне знакомы улицы ночные,
Парни и девчата озорные,
Только жизнь моя течёт не так.
Петербург – ты в хаосе, как все
Города растерзанной России.
…А хотелось музыки Россини,
Видеть город в сказочной красе.
Петербург, ты чужаку не рад.
Изменили наименованье!
В паспорте моём воспоминаньем
Остаётся:
«Город Ленинград».

*  *  *

Город пятьсот одного моста
Революции и креста.
Город светлых белых ночей,
И блокадников, и бичей.
Превратили по воле масс
Ленинградцев в беднейший класс.
Но спешат, спешат господа
Переписывать паспорта
С указанием: был рождён
В Петербурге – в блокаду – он…

Носит крестик, но тихой сапой
Всё же молится он на Запад.

*  *  *

Я в изгнанье в своей России
Не изгой, не крикливый поэт.
Я живу у озёрной сини,
Где на картах пометок нет.

С рыбаками встречаю зорьку, –
Все живём мы не без потерь.
Только больно за Перестройку, –
Сколько вычеркнуто идей!..

Я – изгнанник в своей России,
Я – заложник в своей стране.
Ветры буйные доносили,
Что продался я сатане…

Ветры буйные, долетите
До заветной моей страны,
До Камчатки, где ждут нас дети…
Но вернуться не все вольны.

*  *  *

Видели, как трактором ровняли,
Старые отцовские сады?
Через час, на диком поле брани:
Вишни, груши, яблони, цветы…

Тракторист, сосед наш по площадке,
Вечером похвастался в пивной:
«Знаешь, день удачлив был на редкость.
Я сады отправил на покой!..»

Нет уже и улицы знакомой,
Лишь у дома много детворы…
Ну, а мне сады у новой школы
Будут сниться до седой поры.

*  *  *

Души нынешних не исправить.
Души будущих – может быть.
Мы слова начинаем плавить,
Речи-нити стремимся вить.

Перестали вождей мы славить,
Перестраивать не берусь.
Невозможно за раз исправить
Широчайшую нашу Русь.

*  *  *

Мне кажется,
что жить не стало сил,
Что прожил я лет триста,
и не скрою:
Я гостем в каждый дом
ваш заходил,
Но радость
не для всех я нёс порою.
Я – проходящий путник.
Иногда
Взрывался,
как взрываются земные.
Не возвратятся прежние года.
Мне так же чужаком бродить
и ныне.
Предательством отмечен
каждый час
Но первой предала нас –
власть России!
И мы жалеем всё ещё подчас,
Что не смогли помочь
бунтарской силе.

*  *  *

Я родился на Газа, двенадцать,
И не верилось мне никогда,
Что придётся кого-то бояться,
А виновные будут всегда.
И героев низвергнут, как лики,
На попранье кричащих повес.
От Фонтанки мосты, как вериги,
Отражаются все до небес.
Но с годами всё чаще тоскую
По родным, заповедным местам.
Исчезаю я в даль вековую
Поклониться церквам и крестам,
Чтобы снова Обводного остов
Под моими ногами лежал,
Вечно юный Васильевский остров
До разводки у Шмидта держал.

Публикуется по буклету: «Заседание № 65 секции поэзии РМСП. Пётр Камчатый. СПб., 2003». Составление и компьютерное оформление буклета – Д.Н. Киршин

Заседание № 64 <Все заседания> Заседание № 66