Елена КИРИЛЛОВА
(Ленинградская обл.)
* * *
У меня ни двора, ни кола,
Только ночью июньской снится:
Золотые колокола
С неба падают, словно птицы.
Веселится вовсю дурак,
Причитает старушка тихо:
Ну, зачем же они вот так?
Будет лихо, ох, будет лихо.
Шум, и топот, и чей-то стон
Вперемежку с безумным смехом,
А наутро забытый звон
Раздаётся забытым эхом.
Разбивая остывший лоб
Летней льдинкою на ладони,
Я несу своё сердце, чтоб
Растопить в колокольном звоне.
Чтоб в чудесный небесный миг
Вверх взметнулось тепло волною –
Освежить Иисусов лик
За высокой, до звёзд, стеною.
Прорасти
Всё может прорасти в любовь:
И боль, и слёзы, и страданья,
И радуга цветастых снов,
И горечь первого свиданья.
И ты, мой ум, не прекословь!
Нам всё дано на белом свете
Затем, чтоб прорасти в любовь
Через сомненья, знаки эти.
Опять всё делаю спеша –
Спешу любить, спешу смеяться.
И наливается душа,
Как ягода, чтобы сорваться
В безумную ночную глубь
Взрывною капелькою света…
Коснись моих горячих губ,
Чтоб удержаться в мире этом.
Плавный переход
Мне нравится осенняя листва,
Готовая в любой момент сорваться,
И в небе звёзд холодные уста,
Уставшие на шелест отзываться.
Как белый снег, появятся врачи
Небесные – работать добровольно.
Ну, что теперь? Безмолвствуй ли, кричи,
Когда душе томительно и больно?
Завздрагивал от плача небосвод,
Как чьи-то плотно схваченные плечи.
И всё же осень – плавный переход…
И вновь листва оплавлена, как свечи.
Магический, языческий обряд,
А листья всё узорчатей и суше…
В саду берёзы яростно горят,
Как грешников в аду нагие души.
И в этот миг, когда уж нет надежд,
Покажется ли, принесётся снами,
Что эти листья – ворохи одежд,
Оставленных взлетевшими над нами.
Собака
Ты по ночам уходишь зябко в лес,
Во тьму столетий открывая двери,
И волки, что ощерились окрест,
Тебя, бесстрашную, считают зверем.
Но что тебя приводит в город днём:
Помойки сладковато-липкий запах,
Иль по привычке в опустевший дом
Ты приползаешь на разбитых лапах?
И снова смотришь ласково в глаза,
Ободранная голодом и дракой.
Собака, ты пойми, что так нельзя,
Что надо быть иль волком, иль собакой!
Но, обнажая белые клыки,
Как будто хочешь разорвать на части,
Ты ищешь запах маленькой руки,
Чтоб к ней припасть и умереть от счастья.
Ведьма-осень
Разведи же огонь в остывающей печке,
И затеплится жизнь, словно песнь в патефоне.
Я губами прижалась к молчащей иконе,
А меня кто-то ждёт на скрипучем крылечке,
Ведьма-осень с отравленным яблоком ярким
Просит дать ей, как девочку, юную душу.
Ветер свечи листвы на берёзоньках тушит.
Но от гостьи приму роковые подарки.
Становлюсь осторожной и смелою тоже,
Не боюсь волшебства, наговоров и порчи.
Осень-ведьма, дурацкие рожи не корчи,
Хоть с тобою до боли сегодня похожи.
Дождь последние травы безжалостно скосит.
Узелок, словно памятку, ветер завяжет.
Как тоскливо и больно, и кажется даже,
Что сама я вернусь, как безумная осень.
Позабуду себя и елейное имя,
Буду осенью тихо тобой называться,
И опять умирать под губами твоими,
И наутро от злого дождя просыпаться.
Гроза
Сталь неба режут молнии огнём,
Дрожит листва, и притаились звери,
И небеса скрипят, как в бездну двери,
Распахнутые настежь летним днём.
Деревья гнутся, силятся поднять
С землёй навеки сросшиеся ноги,
И тонкие ромашки на дороге
К лицу прижали лепесточков пять.
И, вновь глотая первородный страх,
Я становлюсь вдруг маленькой и хрупкой,
Почти незримою, почти голубкой,
Почти ребёнком на твоих руках.
И кажется: под этот шум и свист
Я проспала безумные столетья.
Ты чувствуешь, как тёплый ветер смерти
Качает мира невесомый лист.
* * *
Вновь с холодных небес струится
Белоснежная эта мгла.
Будто чьи-то мелькают лица,
Чтобы я разглядеть смогла.
Снеговые сверкают латы,
И я чувствую боль вины,
Будто в небе моём – солдаты,
Не вернувшиеся с войны.
Снег стекает на землю воском,
И снежинки в глазах рябят,
И хранит нас святое войско
Не пришедших с войны ребят.
* * *
Звёзды в небе мерцают, как факелы,
Я вступлю на заснеженный лёд.
Да, конечно, мы падшие ангелы,
Потому нам и снится полёт.
Потому в эти ночи морозные,
Когда рядом не видно ни зги,
Эти очи бездонные звёздные
Непонятно и страшно близки.
Как волчонок, послушный, прирученный,
Настороженно, тихо стою.
За высокими снежными кручами
Вижу кровную стаю свою.
К холодам
Произношу: о боже, боже!..
Умчались призрачные кони,
И лист шагреневою кожей
Ложится на мои ладони.
И всё исполнится, я знаю.
Мечты, как трепетные лани.
Но я снегурочкою таю
От исполнения желаний.
Листок сужается от боли,
Сгорая, горбясь напоследок.
Он ищет холода ладони,
А не простертых к небу веток.
* * *
Как я счастье свое не ценю –
Этот лес, этот воздух и дачу,
И порою раз десять на дню
Обижаюсь, тоскую и плачу.
Мама ходит с детьми во дворе.
У окошка открытого стоя,
Мне бы пчёлкой застыть в янтаре
Золотистого летнего зноя.
Дорогая деревня
Открыты вымытые сени,
По саду важно ходят кошки,
Кусты доверчивой сирени
Раскрыли липкие ладошки.
Душа устала быть пустою,
Как дом, в котором ветру вольно.
Здесь я ещё чего-то стою,
Здесь мне ещё хоть каплю больно.
На двери, что давно кривая,
Ещё осталась детства метка.
Здесь я ещё чуть-чуть живая,
Как в воду брошенная ветка.
* * *
Когда-нибудь я вырасту травой,
Простой травою где-то на дороге,
Под этой чашей неба голубой
Я буду места занимать не много.
И, осторожно, трепетно звеня
Холодными травинками-крылами,
Я буду ждать сияющего дня
С божественными колоколами.
Не полагая о добре и зле,
В последний час холодного рассвета
Прижмётся тело к матушке-земле,
Как будто к небесам – душа поэта.