Дмитрий Николаевич Киршин

писатель, учёный, общественный деятель

11 февраля 2002 года.

Заседание № 46 секции поэзии РМСП в концертном зале Санкт-Петербургского Государственного музея театрального и музыкального искусства.

Ведущий заседания – Д.Н. Киршин.
Присутствовало 35 человек.

В обсуждении творчества Сергея Смирнова приняли участие члены РМСП Дмитрий Киршин, Николай Михин, Георгий Чепик, Ирина Живописцева, Фёдор Сиденко, Владимир Ковальчук, Юрий Баладжаров, Андрей Маничев, Лев Гутнер, один гость секции поэзии, всего – 10 человек.

Сергей СМИРНОВ
(Ленинградская обл.)


*  *  *

Пой, мой мальчик!
Ещё не сковала зима
этот мир ледяными цепями.
Пой, пока в белом поле
не пляшут лихие ветра и метели.
Ты беседуй с забытыми нами
далёкого детства богами,
ведь они ещё помнят твой сон
и надёжность твоей колыбели.

Пой, мой мальчик!
Ещё голос твой не охрип
от мороза, от дыма и водки.
Пой, пока в чистоте – верю я! –
твои помыслы, сердце и руки.
Ты плыви по теченью Великой Реки
в своей маленькой лодке.
Время льдов не пришло,
но оно поджидает тебя у излуки.

Пой, мой мальчик!
Ну что ж ты молчишь?

*  *  *

Как к старому отчему дому,
где каждой дороги исток,
опять возвращаюсь к простому:
созвездие, камень, росток.

Опять возвращаюсь с просторов,
где спутаны сотни путей.
Но в доме – опущены шторы,
но в доме – не слышно детей.

Потрескался старый фундамент,
и высох заброшенный сад.
Дом шепчет: какими судьбами?
А звёзды торопят назад,

туда, на чужие просторы,
где спутаны сотни путей,
где катятся вниз метеоры,
как слёзы по лицам детей.

Осень на кладбище Донского монастыря

В этот день невесёлый,
что с утра не заладился,
мы почти новоселы
на сентябрьском кладбище.

Здесь одни из немногих
под могильными знаками –
как и мы, одиноки,
как и мы, одинаковы.

С барельефов библейских
нечто пишут художники,
их этюды без блеска
гармонируют с дождиком.

А в садах монастырских
негде пасть даже яблоку.
Не поэтам настырным
с их корявыми ямбами

здесь открыты калитки
и по будням, и в праздники –
перехожим каликам,
очарованным странникам.
• • • • • • • • • • • • • • • • • • •
И в начале шестого
за стенами обители
забываем святое,
что не станет обыденным.

*  *  *

Речь реки – камышовые шорохи.
Оседлав стрежневую струю,
мы с тобой, неразумные отроки,
по течению правим ладью.

Вот и солнце склонилось на западе,
погрузилось в седой океан,
и вечерние звуки и запахи
поглотил клочковатый туман.

В чёрных омутах звёзды не светятся,
лишь скользят очертания рыб.
В небесах ятаган полумесяца
серебристо-высок до поры.

Только скоро по воле пророчества
он затмится кровавым бельмом.
Мы торопимся – каждому хочется
до рассвета вернуться домой.

А пока над водою чуть слышатся
плеск весла и биенье волны,
и так вольно и сладостно дышится,
как всегда накануне войны.

Молот неба

От колыбели до склепа
в серой дорожной пыли
ходим под молотом неба
по наковальне земли.

Носятся жгучие искры,
и раздувает меха
горна, гранённого риском,
сильная чья-то рука.

В этой пожизненной кузне
пламени не затушить:
каждый не больше чем узник
вечной закалки души.

Душу то выбелит холод,
то отогреет тепло.
Вновь опускается молот,
плюща греховную плоть.

*  *  *

Апрель. Обвал тепла и ливней,
лиловых линий ледяных –
длиннее телеграфных линий,
длиннее линий остальных.

А что там капли настучали
в сырой гранит и серый мох?
Да пустяки: начни с начала,
как начинал когда-то Бог!

Плоть дня

Из чрева материнского зари
рождался день – хоть на руки бери!
И звери выходили из берлог,
и воздух оглашал победный слог.
Рождался день. И пели гимн ему
все сущие, ушедшие во тьму,
сосущие живительную кровь,
до срока покидающие кров.
Почуяв жертву, скалили клыки
и прятались в тумане у реки.
И день, разлив тумана молоко,
рождался в муках – умирал легко.

Китеж

Как во славном граде Китеже
не звонят колокола,
как во славном граде Китеже
потускнели купола.

Раскатились воды дерзкие,
ни паромов, ни мостов,
оседлали жабы мерзкие
перекладины крестов.

А вокруг святого озера
вековая трын-трава,
а вокруг святого озера
чуть заметная тропа.

Здесь искали избавления
от недугов и страстей
на коленях поколения
обездоленных людей.

А со дна святого озера
ни ответа, ни огня,
а со дна святого озера
только рыбья болтовня.

Но однажды вдруг почудится
сквозь студёные ключи:
на уснувших древних улицах
тлеет искорка свечи.

Электричество

Все дороги кончаются в городе,
здесь плутаю, как в тёмном лесу,
и свою бесшабашную голову
на закланье покорно несу.

Все твои бестолковые улицы
то вздымают, то падают вниз.
Над проспектами тучи целуются,
зацепившись за низкий карниз.

В них сверкают разряды вольфрамовы,
в них гремят жестяные грома –
и пылают зарницы над храмами,
и прохожие сходят с ума.

Город, мы от рождения разные,
стоит руки друг другу пожать –
мы становимся взрывоопасными.
Значит, молнии не избежать!

Коридор

Перспектива коридоров,
уходящих в бесконечность.
Двери хлопают пугливо,
и вопят ночами кошки.
Коридором пролегала
вечно-женственная млечность,
упираясь с головою
в неприкрытое окошко.

Да напрасно мы спешили
утонуть в молочных лужах
и вернуться в наше детство,
где любой из нас был светел:
просто тот, кому молились,
нас решительно не слушал
и над нашим коридором
Млечный Путь небрежно свесил.

Публикуется по буклету: «Заседание № 46 секции поэзии РМСП. Сергей Смирнов. СПб., 2002». Составление и компьютерное оформление буклета – Д.Н. Киршин

Заседание № 45 <Все заседания> Заседание № 47