Рецензия на книгу Ирины Живописцевой «Последняя любовь»
и подборку её новых стихов
Если принять за аксиому утверждение, что стихи – дети поэта, то очевидно, что литературная критика – это своего рода педиатрия, попытка исцелить детские недуги выходящих в свет новых произведений. Впрочем, в данной области окончательный диагноз иногда ставится не при жизни автора (стихи могут умереть значительно раньше).
Не претендуя на истину в последней инстанции, всё же выскажу ряд соображений, в целом неутешительных для Ирины Живописцевой. Дай Бог, чтобы мой диагноз не подтвердился – буду рад своей «врачебной» ошибке. Итак…
Во-первых, проанализировав технику стихосложения, со всей ответственностью заявляю: техники нет. Отсутствуют элементарные представления о размере, рифме, внутреннем ритме стиха. Практически отсутствуют стихи, стилистически выдержанные в одном ключе.
Если провести полный критический анализ книги, то перечень недочётов перевалит за полтысячи замечаний разного характера – от рифмы («груз – сухогруз», «многососцовой – кедровой», «сопки – попки», «лбы – злы») до языковых и смысловых неточностей.
Вот, например, наиболее характерные неточности из первого (Камчатского) цикла книги:
1. «…касатка
1. Взметнёт фонтан и сгинет навсегда…»
Это что – смерть косатки? «Косатка» – именно таково правильное название этого дельфина. Сочетание «сгинет навсегда» неуместно по отношению к рядовому погружению.
2. «И долго над волнистой пеленою
2. Брыкает то одной ногою, то другою…»
Это о ребёнке в снегу… Совершенно пародийно!
3. «Влипаешь в стенку, как распятье…»
Что за влипающее распятье?
4. «От отстранённости на сердце защемит…»
Надо: «сердце защемит», «на» – лишнее.
А эти фразы рецензент обнаружил в аналогичном по объёму фрагменте второго цикла книги:
1. «Вдруг всё завяжется в узлы –
1. не стронуть нипочем…»
Как можно стронуть узлы?
2. «Не стерпев несправедливых оскорблений…»
А бывают справедливые?
3. «И на эстраде непристойно,
3. Как похотливые козлы,
3. Вопят и скачут в диком сонме
3. Свободных бездарей ряды…»
Полная потеря вкуса!
4. «И нашу землю съела моль…»
Совершенно пародийно!
5. «Мы грань преступили, запретную Богом…»
Дополнение «Богом» в данном контексте – не по-русски!
Множество ничего не значащих, сумбурных описаний (особенно в цикле о Камчатке) заставляют думать, что автор писала не самостоятельные стихотворения, а, скорее, стихотворный дневник. Однако воображение «поражают» не только отдельные фразы, но и стихотворения целиком, например, «Мужчины любят красоту…». Обращение к мужчинам: «И пусть рожают, тогда узнают, как красоту их женщины теряют» – не поддаётся цензурному комментарию.
Увы, любовь Ирины Живописцевой – любовь к поэзии – оказалась не взаимной. Главная причина этого, по-моему, заключается не столько в отсутствии поэтического дара, сколько в отсутствии редактора – требовательного и беспощадного. Практика выпуска «самопальных» книг в последнее время приняла характер бумажной лавины. Корректор вымирает как класс. Экономия денег порождает несоизмеримо более существенную потерю – потерю качества поэзии.
Рецензент попытался проследить поэтический рост автора, надеялся найти в подборке новых стихов более совершенные. Однако качественного улучшения, увы, не наблюдается. Продолжают встречаться плохие рифмы: «посплю – прильну», «на старости – к старости», «выживания – переживания», «семьи – свиньи», «синьора – синьора» (?!).
Снова попадаются фразы странного содержания:
1. «Отойдут в серёдочке
1. Боль моя и страх…»
«Отойдут в серёдочке» – не по-русски.
2. «Голубиной нежностью…
2. В твоё сердце врежусь я…»
«Нежностью… врежусь» – неточно.
3. «Ты вписал в поэзию эпоху –
3. И горело ухо в девичьей косе…»
Звучит пародийно, диссонансом.
4. «Где же испытаниям граница!..»
«Граница» может быть «испытаний», если же «испытаниям», то, например, «предел».
5. «Но не гляди, что на груди,
5. а погляди, что впереди…»
Звучит пародийно.
6. «В этой замяти жизни недужной
6. я на нижнем живу этаже…»
«В замяти … на нижнем этаже» – это как?
Не хотелось бы заканчивать рецензию на сугубо минорной ноте. Всё же в новых стихах прослеживается работа над ритмикой стиха, меньше явных технических огрехов. В книге «Последняя любовь» тоже имеются проблески поэтического дара – например, стихотворения «Полёт белки» и «Слепой дождь», – говорящие, что мы имеем дело не с законченным графоманом.
Надеюсь, что при большой собственной работе со специальной литературой по технике стихосложения, а также в случае целенаправленного общения с опытным литературным редактором, можно будет составить небольшую полноценную подборку стихов.